Я должна. Нет, я просто обязана иметь этот шедевр у себя.
Честно утащено с какого-то ресурса по НРК. Заявка на фесте звучала так: читать дальше"№ 6. Катя/Александр, где Воропаев - циничный врач приемного отделения, а неуклюжая Катя - его постоянная пациентка. Она регулярно попадает к нему с какими-нибудь травмами и попутно жалуется на бездарного ловеласа-начальника, а Воропаев ругает ее за безголовость и неуклюжесть. Рейтинг любой, желательно Ю! ХЭ"
Автора к сожалению не знаю, иначе обязательно нашла бы еще что-то в его/ее исполнении.
читать дальше1/?
«Даже не верится, до конца рабочего дня всего час, а Пушкаревой нет и, вроде, не предвидится. И в этом месяце ни разу не приходила, точнее – не привозили», - подумал Александр Юрьевич Воропаев и щедро плеснул себе в кофе коньячку. Его постоянная пациентка не появлялась уже второй месяц, и это означало, что впереди как минимум сильное растяжение связок. А то и перелом. Открытый, со смещением. Доктор внимательно изучил цвет получившегося напитка, его запах, потом сделал первый глоток и прикрыл глаза. Александр Юрьевич был не из тех, кто жадно, залпом глотает медицинский спирт, он предпочитал смаковать коллекционные напитки, недостатка в которых у квалифицированного хирурга не наблюдалось. Он вообще любил получать от жизни различные удовольствия не торопясь, если не считать страсть прокатиться «с ветерком».
- Марина! – крикнул он зычным баритоном и сделал второй глоток.
В кабинет заглянула уже заспанная медсестра.
- Сергей Анатольевич еще не приехал?
- Еще сорок пять минут, - пискнула Марина и замерла в ожидании дальнейших указаний. Она испытывала к Александру Юрьевичу невероятное почтение и одновременно ужасно его боялась. «В медицине он - Бог! Сама видела, как мужику ноги раздробленные по кусочкам складывал, – делилась она с подружками из неврологии. – Но когда он на меня смотрит в упор, я готова хлопнуться в обморок».
- Не хватало еще тут торчать лишний час, пока коллега не соизволит явиться, - процедил Воропаев, ехидно выделяя слово «коллега». Марина виновато потупилась, будто она лично несла ответственность за предполагаемое опоздание доктора Курочкина.
- Идите, - милостиво отпустил Воропаев медсестру. – Надеюсь, сегодня уже никому не понадобится вытаскивать арматуру из живота или лампочку из рта. Все больные на голову экспериментаторы и искатели приключений готовятся ко сну или уже спокойно спят и видят розовые сны.
Медсестра бесшумно растворилась в больничных коридорах.
Александру Юрьевичу нравилась её готовность моментально выполнять любой приказ, а еще больше – боязнь поднять глаза или сказать что-то лишнее. «Боятся, значит, уважают!» - повторил он про себя избитую истину и снова вернулся мыслями к Пушкаревой. Она тоже боялась его, но снова и снова возвращалась в больницу, удивительным образом подгадывая все свои напасти и несчастья к его дежурствам.
Когда он перевелся из частной клиники в центральную больницу, в первый же рабочий день его вызвали из хирургии в приемное отделение и попросили осмотреть пациентку с травмой среднего пальца. Александр Юрьевич пожал плечами и отправился выполнять врачебный долг, пытаясь никак не выказать окружающим своего разочарования. Он привык считать, что первый случай на новом месте – явление знаковое, определяющее, как пойдут дела в дальнейшем, а тут такой пустяк!
В коридоре приемного сидело нелепое существо: очки наперекосяк, одна косичка распущена, нижняя губа обиженно оттопырена, лоб наморщен, средний палец в неприличном жесте нацелен в потолок.
- Екатерина Пушкарева, – вяло доложило существо врачу.
- Проходите, – сухо кивнул Воропаев, - признавайтесь, куда палец засовывали? Не засовывали? Просто кого-то слишком энергично… приветствовали?
Его ужасно раздражали такие нескладные особы, начисто лишенные инстинкта самосохранения.
- Я не… я подзатыльник Кольке дала, точнее, хотела дать, а он увернулся… И я… об стену ладонью… - начала было оправдываться Пушкарева, но смутилась под насмешливым взглядом и замолчала.
«Ни ступить, ни молвить не умеет», - процитировал мысленно Александр Юрьевич классика, а вслух заметил:
- Надеюсь, стена не сильно пострадала.
Пациентка помотала головой, резко протянула руку на осмотр, чуть не воткнув распухший палец в доктора, попутно смахнула локтем на пол папку и подставку с ручками, бросилась все собирать, уронила стул, стукнулась лбом об край стола и уже была готова разрыдаться, но тут Воропаев рявкнул: «Сидеть!», и она моментально замерла, присев на край кушетки, покорно предоставив доктору возможность приступить к работе.
2/?
Выставив Пушкареву в коридор с забинтованным пальцем, направлением в поликлинику и напутствием никогда не возвращаться, произнесенным почти любезным тоном и сдобренным искренним пожеланием здоровья, Александр Юрьевич предполагал, что больше никогда не увидит ходячее недоразумение с косичками, но ровно через неделю Пушкарева снова возникла на его горизонте.
Он только заступил на ночное дежурство, обошел экстренных пациентов, раздал указания и уютно расположился в ординаторской, мечтая поработать над очередной главой диссертации, как тревожно зазвонил внутренний телефон.
Снова приемное, снова обиженно оттопыренная губа, а в комплект – стеснительно прикрываемый ладошкой подбитый, уже заплывший глаз.
- Это к окулисту. – Воропаев уже собрался развернуться и уйти, но медсестра туманно намекнула, что окулист очень плохо себя чувствует и прийти никак не сможет.
«Понятно, кто-то расслабляется, а мне с этим чучелом возиться!» - разозлился Александр Юрьевич и приступил к осмотру, попутно задавая ехидные вопросы о природе травмы. Как и в прошлый раз, в невнятном пересказе событий фигурировал Колька, на этот раз неудачно открывший шампанское. Наплевав на итак основательно им заплеванную медицинскую этику, доктор пообещал оторвать Кольке руки, если тот не уймется и продолжит подкидывать ему работу. Пушкарева доверчиво таращила на Воропаева единственный глаз и ужасно волновалась за друга, теребила в руках платок и клялась, что будет осторожнее.
Осторожности ей хватило ровно на три недели, а потом она снова появилась в приемном покое, на этот раз с подозрением на перелом ноги. Кресло-каталку с несчастной Пушкаревой толкал худенький очкарик с дурацким жирафом на жилете.
- Николай? – спросил Воропаев зловещим голосом.
Парень растерянно моргнул и тут же открестился:
- Это не я! То есть, я, конечно, Николай, но… честное слово, я тут ни при чем!
Бледная Пушкарева подкрепила его заявление частым киванием.
Снова рентген, тугая повязка на стройную, даже изящную ножку, совершенно не вписывающуюся в общий облик пострадавшей, снова направление в поликлинику. Перелом оказался растяжением связок и обеспечил Воропаеву месяц отдыха от дуэта Пушкарева-Колька.
Потом была опрокинутая на коленку чашка с кипятком, упавший на мизинец утюг (слава богу, холодный), вывих плеча…
После удаления клеща, присосавшегося в области пушкаревской ключицы, Воропаев сдался и решил воспринимать свою пациентку как неизбежность, против которой бесполезно роптать и возмущаться. Девушка по-прежнему его раздражала, но наблюдать за ней было любопытно и познавательно. Хоть тему диссертации меняй. А уж пытаться предугадать следующую причину для визита! В казино ходить не надо, делай ставки прямо на рабочем месте. Пушкарева притягивала всевозможные неприятности, но какие бы казусы с ней не происходили, травмы были довольно простыми, без тяжелых последствий. Как правило, час икс у Екатерины наступал вечером или на выходных, и самые обычные занятия вроде мытья посуды или написания реферата каким-то немыслимым образом оборачивались поездкой в больничный травмпункт, где ее уже знал весь персонал. Новеньким просто объясняли: «А это - наша Катенька». Над ней посмеивались, ей сочувствовали, угощали чаем или конфетами, как ребенка и за глаза осуждали суровость и ехидство Воропаева, неумеющего проявить душевность и сострадание к «бедняжке».
- Что у нас сегодня? Упали, выйдя из дома в туфлях на шпильках. Ну, вам-то на кой черт сдались эти шпильки? На подиум собрались, слава модели не дает покоя?
- Неужели нельзя вытащить занозу вовремя, не дожидаясь, пока руку разбарабанит и поднимется температура? Или вы умеете отращивать новые конечности, а эта вам уже не нужна?
- Не знал, что теперь модно закрывать дверцы шкафа головой. А бутылки глазом еще не открываете?
Катя сносила все колкости и остроты безропотно, чем просто бесила Воропаева. Ну как можно быть такой курицей! Нелепая, бестолковая, да еще и размазня!
- Александр Юрьевич! – громкий шепот Марины отвлек Воропаева от созерцания опустевшей чашки. – Скорая везет «острый живот».
- Пушкарева? – уточнил зачем-то доктор. Медсестра снова виновато потупилась.
- Легче убить, чем вылечить, - пробормотал Воропаев.
3/?
- Пусть готовят операционную. Павлов же еще не ушел? Он только вчера сетовал, что у него мало практики.
- Может, обойдется?
Доктор выразительно приподнял бровь, и Марине сразу стало понятно, что она сморозила глупость. С Пушкаревой – не обойдется. Уж кто кого, а Александр Юрьевич Катеньку изучил вдоль и поперек, диагнозы ставить и назначать курс лечения может еще до приезда пострадавшей.
Пушкарева прибыла не одна, а с целым эскортом. Всклокоченный Колька что-то бормотал о том, что готов отдать литров семь, а то и все восемь крови, лишь бы Катьку спасли. Женщина с двумя огромными пакетами в руках хаотично металась по коридору и без остановки причитала, пока седой сухопарый мужчина, без устали маршировавший от стенки к стенке, не скомандовал громко: «Отставить панику!».
«Дурдом на выезде», – успел подумать Воропаев, прежде чем дверь смотровой отрезала его от сумасшедшей семейки.
- Ну, что, Пушкарева, соскучились по родным стенам больницы? Лежите спокойно! Что на этот раз? Ноги чуть согните. Да не зажимайтесь, ваш впалый живот меня интересует исключительно с медицинской точки зрения. И чего я там у вас еще не видел?
Пациентка послушно убрала руки, открыв для осмотра вполне симпатичный незагорелый живот с маленькой родинкой чуть правее пупка, и вцепилась в пояс приспущенной юбки, не давая ей сползти ниже. Как только Александр Юрьевич приступил к пальпации, девушка моментально стала пунцовой.
- Так больно? А так?
Когда доктор аккуратно нажал, а потом резко отпустил – сдавленно охнула и побелела.
- Поздравляю! Будем резать.
- А может… - робко попыталась вставить возражение Пушкарева.
- Резать, не дожидаясь перитонита!
- А если…
- Бунт на корабле? Не волнуйтесь, доктор Павлов не такой страшный, как я. Нет, не тот, который на собаках опыт ставил. Наш молодой, симпатичный. Он вас разрежет быстро и нежно, а потом аккуратно зашьет. Предпочитаете крестиком или гладью? Шучу-шучу.
- Марина, готовьте пациентку и – в первую операционную.
Медсестра отозвала Воропаева в сторону и сообщила, что в первой операционной пришивают ухо пострадавшему в уличной драке бомжу, но вторая операционная и бригада уже ждут его.
Пришивать ухо гораздо интереснее, чем удалять простой аппендикс, но… выбора не было. К тому же, он уже успел пожалеть, что поторопился и отдал Пушкареву с ее супервезением в руки нервного и не столь опытного Павлова.
«Хочешь сделать хорошо – сделай сам» - что-то сегодня в голову Воропаева лезли только избитые истины. Он отправился «мыться», предоставив Пушкареву заботам Марины.
- Спешу разочаровать, разрекламированный мною коллега Павлов занят, оперировать буду я. Ну, что, Катерина, очень страшно? – стараясь выглядеть дружелюбным, поинтересовался Александр Юрьевич, разговором отвлекая пациентку от процедуры обезболивания. Перед хирургическим вмешательством он предпочитал не увлекаться упражнениями в остроумии.
Пушкарева покачала головой.
- Побудьте сегодня храброй девочкой. А я вам потом куплю мороженое, договорись?
Пушкарева слабо улыбнулась и кивнула.
Наверняка Марина наговорила ей про золотые руки доктора Воропаева и много чего еще успокоительного. Хотя про золотые руки она не врала, работу свою Александр Юрьевич делал замечательно, но признания пациентами, коллегами и начальством профессионального мастерства не удовлетворяло все его амбиции. Ничего, со дня на день Виталий Яковлевич уйдет на пенсию, освободится место заведующего отделением… Потом защита. И в министерство. Настойчивость, терпение и хорошие связи помогут активно шагать по карьерной лестнице, раз уж не вышло ни клинику отцовскую возглавить, ни в штаты на стажировку уехать. Вот станет министром здравоохранения, разберется с некоторыми выскочками, новоявленными директорами! Или метить на место главного санитарного врача? Будут еще не раз вспоминать добрым словом Онищенко.
Доктор позволил себе улыбнуться, благо из-за маски никто не мог увидеть такого несвойственного ему проявления эмоций. Выбрал на диске прелюдию из Травиаты и сосредоточился на удалении аппендикса, не замечая, как внимательно и задумчиво наблюдает за ним пара карих глаз.
4/?
После операции Воропаев допустил глобальную ошибку. Вместо того чтобы сообщить Пушкаревым, что все прошло хорошо и отправить их домой, он
решил изолировать шумное семейство в кабинете и переговорить спокойно, обстоятельно. Как только закрылась дверь, они обрушились на него все разом и чуть не смяли своим напором. Мамаша хотела точно знать, как Катя себя чувствует, что ей можно есть и пить, когда ее выпишут, какого размера будет шов и пыталась сунуть в руки врача пакет с личными вещами дочери и пакет с какими-то закусками. Глава семейства, не дожидаясь пауз в репликах жены, тыкал пальцем в фото из невесть откуда взявшегося семейного альбома, рассказывал про свою умницу! и красавицу! Катерину. А Колька, подпрыгивая от волнения, сновал по кабинету туда-сюда, ронял попадающиеся на пути предметы и вещал в космическое пространство, что мировое экономическое сообщество чуть не потеряло свое будущее светило. И когда! В день получения красного диплома!
Александру Юрьевичу пришлось решительно стукнуть кулаком по столу и громко скомандовать:
- Отставить базар!
Как он и ожидал, на суровый армейский тон семейство Пушкаревых реагировало по уставу.
Во внезапно наступившей тишине он ответил на все вопросы и решительно вытеснил преисполнившихся трепета и уважения посетителей в коридор, а затем и на улицу. Вернувшись в кабинет, обнаружил коварно подброшенную взятку в виде бутылки домашней наливки и тарелки с пирожками.
Атака безумной семейки не прошла даром, после стресса Воропаеву внезапно захотелось подлечить организм рюмочкой…чего-нибудь. К несчастью, предпоследний коньяк он подарил заведующему отделением, последний допил с кофе, а всю коллекцию лейблов унес домой. Поколебавшись, доктор налил в чашку наливки, брезгливо принюхался и осторожно глотнул.
- Черт! – он не ожидал, что напиток окажется таким крепким, резко выдохнул и поспешно сунул в рот пирожок.
«Самогон, а не наливка!.. А Пушкарева не такая уж бестолочь и трусиха. Красный диплом МГУ. И в операционной без паники обошлось. Но все равно размазня бесхребетная. Хотя понятно: папаша муштрует с детства, маман заботой давит с утра до вечера… Стоп. А мне какое до всего этого дело? В еду мне они что-то добавили что ли?»
Воропаев подозрительно осмотрел пирожок. Обычный, с мясом. Вкусный, зараза. Отложил себе еще один, а остальные вместе с наливкой поспешил отдать сестрам. От греха подальше.
Чуть позже он заглянул в палату к Пушкаревой. Спросил строго:
- Как самочувствие? Почему не спите?
- Не хочется… - сонно пробормотала пациентка.
- Кажется, тут кто-то что-то сказал? Или мне послышалось?
- Хорошее… Самочувствие хорошее. Спасибо вам, доктор. За сегодня и за… прежнее. За терпение.
Александр Юрьевич ощутил слабое пожатие. Маленькая ручка тут же выскользнула из его ладони и опустилась на одеяло. Он перевел взгляд на лицо девушки и обнаружил, что та уже безмятежно спит.
Воропаев прикрыл дверь палаты и внимательно рассмотрел свою руку, будто от прикосновения Катерины могли остаться какие-нибудь следы. Нет, он, конечно, слышал, что пациентки иногда увлекаются своими лечащими врачами, но это не его случай. Он-то как раз все делал, чтобы избежать попыток нелепого флирта или какого-нибудь панибратства со стороны больных. Да и в отношениях с другими людьми отгораживался многочисленными барьерами. Александр Юрьевич не был святым, и краткосрочные романы с подопечными у него изредка случались, но с исключительными женщинами, которые по незначительным поводам, а то и просто от скуки посещали клинику «Диана», где он раньше работал и откуда ушел, громко хлопнув дверью. С женщинами премиум-класса, которые могли засчитаться почетным трофеем и украсить список побед любого плейбоя. Иногда он не заморачивался на ухаживаниях и просто запирался в ординаторской с какой-нибудь медсестрой, отдавая дань физиологии. Короче говоря, брал, что ему нравится и шел дальше. Пушкарева не тянула ни на шикарную добычу, которую надо преследовать и завоевывать, ни на горячую штучку для мимолетных забав. Только на объект изучения в кунсткамере.
«Как все это странно. Обретшая голос и переставшая нервно вздрагивать при мне Пушкарева. Неужели так на нее действует наркоз? И мое якобы терпение. Определенно, наркоз. Или мне померещилось? Это все наливка, точно. Предупрежу медсестер, чтобы не очень налегали».
5/?
Конечно, Воропаев направился в сестринскую по другому поводу – надо было объяснить дежурной, почему ей сегодня уже не придется спать, ведь за аварийной Пушкаревой нужен глаз да глаз. Услышав вдруг свое имя, он притормозил у приотворенной двери и стал внимательно слушать.
- Наш Александр Юрьевич – просто душка! – произнес томный голос.
«Виктория», - определил Воропаев. Красивая, но ужасно ленивая и бестолковая брюнетка, рассказывающая всем, что два года проучилась в медицинском, постоянно строила ему глазки и двусмысленно улыбалась. «Угу, ваш, как же! Вот идиотка».
- Хам! – резко возразил другой голос. – Самодовольный, высокомерный тип.
«Шурочка» - понял Воропаев. Непримиримый борец за справедливость, она всегда говорила прямо все, что думала, за что и была записана Александром Юрьевичем в дурочки обыкновенные, недальновидные. Внимательная к пациентам, исполнительная, только слишком уж смешливая, она, как правило, вызывала симпатию у всех окружающих.
- Ну и что! Ты видела, какой у него автомобиль? Эх, я бы с ним… попила чаю наедине.
- С автомобилем?
- С Сашенькой. Он такой интересный. Глаза… утонуть можно, а голос… аж мурашки. А руки… Так и хочется…
- …покормить, – вступил третий голос. – Худенький такой. Одинокий, наверное, готовить ему некому.
Такой жалостливой могла быть только Татьяна – толстушка из гастроотделения. Глуповатая, но добрая, вечно лезущая с помощью туда, куда не надо лезть вообще. И слишком любопытная.
- На фоне твоего Пончика – все худенькие! Александру Юрьевичу не нужно готовить, совладелец «Дианы» может каждый день в ресторанах шиковать.
- Или у своих женщин питаться. Наверняка у него их много, все хирурги – бабники.
«И Маша из гинекологии тут. Не понаслышке знает, о чем говорит. Эта просто помешанная, как вспомню прошлый банкет в честь Дня медика, так вздрогну. Чтоб я еще раз… Так. Пора прекращать это несанкционированное чаепитие. С моей наливкой и моими пирожками, между прочим».
- А все медсестры мечтают выйти за них замуж. Только не всем удается. – уела коллегу Вика.
- Что же ты так недолго замужем побыла за своим мистером Дент?
- Ах, ты…
- Стоп, девочки. Хватит ссориться. Ты, Маша, не права, Са… Александр Юрьевич не бабник. Он мужчина взрослый, свободный, с кем хочет, с тем встречается, никому ничего не обещает. А тебе, Вика, не стоит надеяться, что ты сможешь завоевать Александра Юрьевича, да еще и довести его до ЗАГСа. Не твоего полета птица. А худой он, точнее, поджарый, потому что спортом занимается. Ну и конституция такая. Он и в детстве, сколько бы булочек не ел, не поправлялся.
Ольга Вячеславовна, сестра-хозяйка не могла не заступиться за сына своего бывшего начальника и заодно не выболтать пару компрометирующих фактов.
«Вот ведь мудрая женщина была, а тоже поглупела изрядно на старости лет. Мелет тут всякое…»
- Так наш Сашенька любит бууулочки… - протянула Виктория.
Больше Воропаев вытерпеть не мог. Он распахнул дверь и с негодованием обрушился на обнаглевших сплетниц:
- Что за заседание женсовета в рабочее время? Все сборища – после дежурства! Давно премии не лишались? Закончился рабочий день? Тогда - марш по домам! Почему Пушкаревой до сих пор капельницу не поставили? Кто сегодня в ночь заступает? И где доктор Курочкин?
Всех, кроме дежурной, смугляночки Амуры, как ветром сдуло. Александр Юрьевич дал ей указания относительно Пушкаревой, позвонил еще раз Сергею Анатольевичу, прослушал сообщение о нахождении абонента вне зоны действия сети. Получалось, как в фильме: «Смены не будет!» В другой раз Воропаев разозлился бы из-за необязательности и легкомысленности Курочкина, а в этот лишь поморщился. Все равно пришлось бы не спать, звонить, узнавать про недоразумение под именем Катерина Пушкарева. А так сможет сам зайти пару раз к пациентке. Проследить, чтобы с ней хоть в больнице ничего не произошло.
Ближе к полуночи Воропаев включил компьютер, намереваясь почитать интересную статью своего коллеги из Англии, упомянутую в последнем номере «Хирургии», но едва он сосредоточился, за спиной раздалось неделикатное покашливание.
- Что-то случилось? – с досадой спросил он у прислонившейся к дверному косяку Виктории. – С Пушкаревой? И почему вы еще не ушли домой?
6/?
Ближе к полуночи Воропаев включил компьютер, намереваясь почитать интересную статью своего коллеги из Англии, упомянутую в последнем номере «Хирургии», но едва он сосредоточился, за спиной раздалось неделикатное покашливание.
- Что-то случилось? – с досадой спросил он у прислонившейся к дверному косяку Виктории. – С Пушкаревой? И почему вы еще не ушли домой?
Медсестра пожала плечами.
- Что с ней сделается, в палате-то? Я ей капельницу поставила, дрыхнет. А я вот задержалась… Очень пообщаться с вами хотелось.
- Не может быть! И о чем побеседуем? – иронично уточнил Воропаев. – Давайте о медицине? О, как я мог забыть, вы же не доучились на втором курсе меда, эта тема вам неинтересна… о классической музыке? Или соединим: как вам тема «Медицинские особенности творчества Паганини»? Вы в курсе, что уже после смерти ему поставили диагноз синдром Марфана? Нет?
Виктория помолчала с обиженным видом «..оне хочут показать свою ученость и поэтому все время говорят о непонятном …», потом тряхнула головой, словно решаясь на что-то, и с вызовом спросила:
- Александр Юрьевич, а вы сегодня подслушивали под дверью?
Воропаев изумился непробиваемости и нахальству девушки. А та продолжила:
- А ведь подслушивать нехорошо, вы же знаете? Вам, наверное, очень нравится поступать… нехорошо?
Доктор усмехнулся, но принял игру:
- Да и вам, как мне кажется, очень хочется побыть немного плохой? Волосы распущены, верхняя пуговка халата расстегнута. Это ради меня такая артподготовка? И как далеко вы готовы зайти?
Вика медленно приблизилась, демонстрируя кошачью грацию, обняла Воропаева за шею, запрокинула голову, подставляя губы для поцелуя, и шепнула:
- А как далеко ты готов меня завести?
- Для начала в душ…- он скользнул руками по телу девушки, не торопясь с поцелуями.
- Вместе?
- А мне-то зачем? – удивился Александр Юрьевич. – Это же не от меня за километр воняет восточными духами, от которых и больным и врачам не продохнуть. А когда вымоетесь, не забудьте срезать маникюр, он вам помешает делать перевязки. Да, белье оденьте попрактичнее, пожалуйста, а то простудитесь. Ну и для гигиены не помешает.
Виктория оттолкнула Воропаева и выскочила из ординаторской сконфуженная, со злыми слезами на глазах.
- Но если вы не передумали пообщаться, приходите попозже, секс без обязательств прямо в перевязочной я вам обеспечу! - крикнул ей вслед довольный собой Воропаев и вернулся к компьютеру. Однако штудировать статью на английском ему совершенно расхотелось, настрой пропал. Он достал мобильный и, не глядя, ткнул в кнопку с единичкой.
- Кира, привет. Я сегодня на внеплановом дежурстве, поэтому не заеду.
- Да оно мне надо. На эту тему мы уже все друг другу сказали, сразу после голосования, так что давай не будем…
- Ты чего носом хлюпаешь: простыла или снова рыдаешь?
...
- Все я слышу, не притворяйся! Жданов выкинул очередное коленце?
...
- Ты знаешь, что я тебе посоветую. Да. Брось его и заживи, наконец-то нормальной жизнью.
...
- Нет, эта – ненормальная.
Выслушав частые гудки в трубке, Александр Юрьевич вздохнул и устало потер переносицу. «Да, все бабы – дуры. Даже самые лучшие из них».
- Стоп. Что эта чокнутая сказала? Я ей капельницу поставила… Чёрт!!!
Он подскочил так резко, что кресло на колесиках отлетело к противоположной стене, и быстрым шагом направился в палату Пушкаревой. Болтающая на посту по телефону Амура, увидев его перекошенное лицо, бросила трубку и побежала следом.
Катерина не спала, морщилась, но молча терпела, с некоторым опасением поглядывая на распухшую руку с большим синяком. Амура кинулась к пациентке, но взбешенный Воропаев отстранил ее, перекрыл капельницу и вытащил иглу.
Попало всем. Амуре – за то, что доверила Вике свои обязанности, а сама трепалась по телефону. Виктории – за то, что она вообще посмела подойти к пациентке со своими кривыми руками и пустой головой.
Даже Кате выговор сделал, за то, что не нажала на кнопку вызова.
- Ну как, как можно быть такой… бестолковой? Разве не видно, что все идет не так. Ведь щипало? Щипало. И пузырь был? Вот видите. Вы как в первый раз, ей-богу…
- В первый, - сообщила несчастная Пушкарева. – А мне теперь не будут капельницу больше ставить?
- Будут! Я сам сейчас поставлю! И вообще от вас больше не отойду.
- Совсем-совсем? - Пушкарева вдруг покраснела.
- Совсем! Спать буду тут, на стуле. Или на соседней койке.
Он поставил капельницу на другую руку, посчитал пульс.
- Не щипет? Голова не кружится? А теперь – спите!
7/?
Александр Юрьевич опытным путем выяснил, что если сидеть на больничном стуле больше часа, тот начинает казаться очень жестким и неудобным. Доктор уже весь извелся, принимая различные позы и борясь с затеканием ног, а Пушкарева все никак не засыпала. Под строгим взглядом она послушно зажмурилась и старалась не шевелиться, но дрожание ресниц и неровное дыхание выдавали ее. Притворялась долго, но, в конце концов все же заснула. Воропаев заметил, что судорожно сжимающие край одеяла пальцы расслабились, подошел тихонько на цыпочках, наклонился, послушал детское умиротворенное сопение и все так же бесшумно покинул палату. Заглянул на пост, узнал у Амуры о состоянии прочих больных, проверил самых тяжелых, забрал в ординаторской свою подушку и одеяло. Интуиция подсказывала, что Катерина может подкинуть еще не один сюрприз, поэтому он собирался выполнить угрозу и взять ситуацию под полный контроль.
Устроился на соседней койке так, чтобы видеть пациентку, и моментально уснул.
Спал он чутко и вскоре был разбужен легким шорохом. Александр Юрьевич открыл один глаз и громко спросил:
- И куда вы собрались?
Фигурка, замотанная в бесформенный халат, замерла в двух шагах от кровати, прижимая обе руки к животу.
- Наверное, на прогулку? А почему не бегом, даже странно… ну, что молчите? Я же запретил вам вставать!
- Я… мне…
- Да понял я, что вам требуется, не дурак! – раздраженно оборвал девушку врач. – Мы с вами для чего тренировались кнопку нажимать? Вызвали бы Амуру, а я вышел бы на время. Такое простое решение не пришло вам в голову? Я стараюсь, оперирую, шовчик поменьше делаю, поаккуратнее, а вы… Хотите мою работу испортить?
- Не-е-е-т… - застигнутая на месте преступления Пушкарева устыдилась и уже готова была заплакать, но в это время Александр Юрьевич подошел к ней и подхватил на руки. Она охнула, инстинктивно схватилась за шею доктора, потом отдернула руки, будто обожглась и спрятала лицо в ладонях.
- Обещайте, что будете звать меня по любому вопросу и тогда я, так и быть, не буду тут постоянно дежурить.
Дождавшись энергичного кивка заалевшей Пушкаревой, Александр Юрьевич осторожно опустил ее на кровать, накрыл одеялом и пошел за Амурой. Раздражение почему-то схлынуло, теперь ему было смешно. Смешно думать о том, что Катя постеснялась при нем попросить у медсестры утку. Смешно представлять, что теперь она, как истинная отличница, давшая обещание будет звать его по каждому пустяку. Продолжая усмехаться, он все-таки принялся за разбор статьи, чувствуя, что неожиданный прилив бодрости все равно не даст больше уснуть.
На утреннем обходе Воропаев обнаружил на тумбочке Пушкаревой целый склад еды. Тут были и бутылка минералки, и банка с бульоном, и большой контейнер с выпечкой, и контейнер поменьше с каким-то салатом. Доктор сначала задохнулся от возмущения, потом дал сопровождавшей его Шурочке строгое указание не пускать в четвертую палату родственников в неположенное время, следить за питанием больной, и отослал на пост. Повернулся к пациентке и вкрадчиво спросил:
- Вы в курсе, что вам пока нельзя ни пирожков, ни салатов? А что я могу вообще запретить посещения и закрыть вас на карантин?
- А это не мне, - смущаясь, ответила Катерина. – Это мама вам просила передать.
- Зачем? – Воропаев на несколько секунд остолбенел, а когда его отпустило, подозрительно осмотрел контейнер, источавший, не смотря на герметичную крышку, изумительный аромат.
- Ну… Она решила вас отблагодарить. Я ей говорила, что не надо, но… Вы когда-нибудь пробовали отказать маме? Только, пожалуйста, возьмите! Она же будет меня пытать, отдала ли я гостинец, понравилось ли вам, – девушка молитвенно сложила руки на груди.
- Вы никогда не врете маме? – уточнил Александр Юрьевич. - Ничего, со временем научитесь. Давно пора. Обычно при строгих родителях дети с младенчества учатся виртуозно врать и изворачиваться. А еще мечтают поскорее вырваться из отчего дома.
- Странное у вас представление об отношениях между детьми и родителями, - пробормотала Катя.
8/?
- Ну, конечно, как я сразу не догадался, стокгольмский синдром! - Воропаев прищурился, беззастенчиво разглядывая постоянно меняющееся, то смущенное, то возмущенное выражение лица девушки. - Вам ничего не разрешают, заставляют отчитываться по каждому поводу, ставят недостижимые цели, а вы из кожи вон лезете, чтобы заслужить одобрение и считаете, что ваши предки – лучшие на свете.
- Просто я их очень люблю, а они – любят меня. И мне очень жаль, если ваши отношения с родителями складывались именно так, как вы описали.
- Мои - не так, – резко возразил Александр Юрьевич. – Не судите о том, чего не знаете. И вообще, почему вы со мной спорите?
- Потому, что вы нападаете на моих близких! – решительно выпалила Катерина.
- И не собирался! Вот, смотрите, я даже пирожки беру!
Он схватил контейнер и выскочил из палаты, успев заметить, как Пушкарева удовлетворенно улыбнулась и откинулась на подушки.
« И куда только девалась нерешительность? Не мямлит, голос прорезался. Девочка-то с характером, кто бы подумал! Теперь считает, что одержала маленькую победу над злым доктором. Ну-ну, не будем разрушать иллюзию».
Александр Юрьевич, как хирург, ежедневно копающийся во внутренностях пациентов, считал себя знатоком человеческой природы. Ему нравилось чувствовать себя немножечко Богом, спасая жизни, нравилось думать, что люди перед ним как на ладони. Особенно его интересовало все настоящее, не укладывающееся в стандарты и правила, будь то нетипичное расположение какого-нибудь органа или тщательно скрываемые искренние эмоции.
Воропаев прекрасно отдавал себе отчет в том, что с первого дня знакомства провоцировал Катерину хоть на какой-нибудь взрыв эмоций. Говорил в лоб все, что думал, не сдерживался, ругал, иронизировал и с любопытством ждал ответа. Но пациентка попалась то ли слишком затюканная, то ли чересчур воспитанная, характер проявлять не спешила, все больше робела и зажималась. Он уже было заскучал, а тут вдруг – нате! Такой всплеск. Глазищи горят праведным гневом, щеки слегка разрумянились, спина прямая… и забыла, что шов тянет. Это было очень… познавательно. А про его родителей как грамотно ввернула, даже захотелось воскликнуть: «Туше!(1) » (В школьные годы Александр Юрьевич увлекался фехтованием, поэтому часто в разговоре с оппонентом мысленно комментировал: «En guarde (2)!», «Allez (3!) » или «Pas conter!" (4).
Через час загорелась лампочка вызова из четвертой палаты. Доктор зашел к Пушкаревой, объяснил дотошной девушке – какие именно лекарства ей прописаны в виде таблеток, а какие в уколах, при этом был очень сдержан и сух. Пусть думает, что обиделся, что она его задела за живое. Действительно, Катерина предсказуемо забеспокоилась, стала с виноватым видом задавать какие-то глупые, совершенно ненужные вопросы, путаясь от волнения в медицинских терминах. Ох, уж эти воспитанные, «правильные» девочки, все у них с ног на голову! Будут стойко переносить обиды, но впадут в отчаянье, если заподозрят, что сами ненароком обидели кого-то. Дурацкая черта, дающая массу возможностей для манипулирования.
- Нет, это черт знает, что такое! – прогремел в коридоре недовольный мужской голос.
- Валера, не кричи, мы в больнице! Ну, ничего же страшного не произошло, зачем так волноваться… - попытался его успокоить женский голос.
- Ты считаешь, ничего не произошло? Посторонний мужик провел ночь в комнате с твоей дочерью, наедине…
- Не в комнате, а в палате. Катя благоразумная девочка, ты же знаешь. Да и Александр Юрьевич очень интеллигентный молодой человек. Раз остался, значит, была необходимость. Валера… а вдруг нам чего-то недоговаривают? У меня сегодня зуб во сне выпал, к чему бы?
- Как бы не пришлось кой-кому зубы пересчитать, - уже тише ответил мужчина.
«Па-па-па-пам… Ну, что Александр, ты готов из-за Кати Пушкаревой расстаться с парой зубов?» - спросил себя Воропаев. – «Доигрался с психологическими опытами до…»
______________________
Туше́ (фр. touchér — прикосновение) Укол, нанесённый в соответствии с правилами
Ан гард (фр. En guarde, К бою) Сигнал о подготовке к соревнованию.
Алле! (фр. Allez!, Начинайте!) Сигнал о начале боя.
Па конте! (фр. Pas conter!, Не считать). Укол не присуждается никому.
шаги командора Пушкарева под дверью...
9/?
Катерина побледнела и умоляюще посмотрела на врача.
- Здесь негде спрятаться?
- Предлагаете мне залезть под кровать? Или в тумбочку?
Девушка посмотрела на него оценивающе, явно прикидывая, во сколько раз надо сложить доктора, чтобы он поместился в тумбочку.
- И в окно я тоже не полезу, не надейтесь, – поспешно добавил Воропаев, заметив, что от разглядывания тумбочки пациентка перешла к созерцанию окна.
- Я подумала… здесь довольно плотные занавески… - неуверенно пробормотала Катя.
- Вы так боитесь своего отца? Больше, чем меня? Что он вам может сделать, выпорет? Заточит на веки вечные в башню из слоновой кости?
- Мне-то он ничего не сделает. Да и мама не даст. А вот… - она мрачно замолчала, не закончив фразу.
- О! Так вы за меня переживаете? – удивился Александр Юрьевич. – Я уже большой мальчик и меня трудно напугать диктаторскими замашками отставного военного.
- Да? И давно вам последний раз устраивали допрос с пристрастием?
- Свет в лицо, иголки под ногти? Детектор лжи, совмещенный с электрошокером? Пытки запрещены еще Женевской конвенцией, надо вашему папе рассказать.
- Смейтесь, смейтесь, - многообещающе сказала Катя.
- А давайте пойдем от противного… Входит папа, а мы обнимаемся! И говорим, что да, все было!
- Что было? – девушка покраснела и начала теребить поясок от халата.
- То, в чем нас строгий папа подозревает. Кстати, почему это он вас так легко подозревает? Что, Катерина, водятся за вами такие грешки? Вы у нас озорница?
Катя вспыхнула и отвернулась.
- Ладно, не обижайтесь. Скорее всего, мужчины вокруг кажутся вашему папе кобелями, мечтающими совратить его маленькую принцессу. Которая неспособна постоять за себя.
Девушка вдруг подобралась и заговорила строгим отчитывающим голосом:
- Вам не кажется, что вы в своей язвительности слишком далеко заходите? Я и без ваших издевательств прекрасно понимаю, что не гожусь на роль принцессы! Уж не знаю и знать не хочу, насколько вы подходите на роль кобеля. И обнимать меня я вам не советую! Не потому, что папа потащит сразу в ЗАГС, а он непременно потащит…
- А почему же? – полюбопытствовал Воропаев.
- Потому, что рука у меня хоть и маленькая, но очень тяжелая! – отчеканила Катерина.
Доктор открыл рот, чтобы парировать, но в этот момент распахнулась дверь и в палату вошли Пушкаревы: грозный отец и взволнованная мамаша.
- Катерина! – начал Валерий Сергеевич.
- Папа, обо всем поговорим позже! – тоном, не терпящим возражения, оборвала его дочь. – Наедине. Александр Юрьевич очень торопится к другим пациентам.
По тому, как родители уставились на Катю, Воропаеву стало ясно, что раньше она не позволяла себе таких дерзких речей.
«Интересно, кого она защищает? Меня от нападок отца или его от того, что я могу наговорить в пылу разборок? Меня или его? Или просто не хочет скандала?
Он поймал себя на глупом детском желании спорить до последнего и делать так, чтобы последнее слово оставалось за ним.
- Спешу, но не настолько, чтобы не поздороваться с родителями самой непослушной пациентки! – Он обменялся крепким рукопожатием с опешившим Пушкаревым, посетовал на то, что Катенька нарушает режим, поделился новостями о состоянии ее здоровья, с обворожительной улыбкой поблагодарил Елену Александровну за изумительное угощение, извинился за необходимость покинуть их общество и вышел, оставив растроганных родителей наедине с озадаченной Катериной.
Александр Юрьевич хорошо представлял, что сейчас будет за закрытыми дверями. Сейчас мама скажет: «Какой милый молодой человек. Надо ему еще пирогов напечь». Папа добавит: «Нормальный мужик. А почему это ты, Катерина, режим тут нарушаешь? Позоришь фамилию Пушкаревых!» А Катя… Катя будет хмурить лоб и пытаться понять – что задумал странный доктор.
А доктор Воропаев как раз обдумывал одну затею, которая даже в случае успеха не принесла бы ему ни материальной выгоды (кроме выпечки Елены Александровны), ни новых связей, ни карьерного роста. Но эта затея обещала быть интереснее, чем заезд на американских горках или партия в покер.
10/?
Перед тем, как уйти домой, Александр Юрьевич заглянул к Пушкаревой и поинтересовался ее самочувствием. Не доверяя словам, он заставил медсестру измерить пациентке температуру, проверил состояние шва, поменял пластырь.
- Все, можете дышать,– торжественно сообщил он замершей обследуемой и усмехнулся тому, как быстро она натянула до подбородка одеяло и уже потом, на ощупь, стала застегивать под ним халат.
«Наверное, и дома переодевается при выключенном свете и с запертой дверью».
– Катерина, уже пора привыкнуть к тому, что я ваш лечащий врач и перестать смущаться.
Он взял выбравшуюся из-под одеяла руку, осторожно погладил пальцем запястье, нащупывая бьющуюся жилку, и начал считать пульс.
- Хотя, нет, не привыкайте. Меня ужасно забавляет то, как вы краснеете на каждом осмотре.
Пульс, естественно, участился.
- Обещайте мне, что ночь пройдет спокойно. Никаких хождений по коридорам, крепкий здоровый сон…
Пульс постепенно стал замедляться.
- Нет, если вы, конечно, хотите задержаться в больнице подольше, что вполне объяснимо…
Пульс снова скакнул.
- И почему я, по вашему мнению, должна хотеть задержаться здесь? – тихо спросила Катя, отводя глаза.
- Да от ваших родителей любому не только в больницу, на Чукотку сбежать захочется!
- Давайте не будем трогать моих родителей, - ровным голосом предложила Пушкарева под бешеную канонаду своего пульса и попыталась выдернуть свою руку из цепких пальцев Воропаева.
«Как она смелеет, когда злится! И внешне преображается, я бы даже сказал, хорошеет».
- Давайте, - милостиво согласился Александр Юрьевич, - тогда уж ведите себя тут хорошо. А если будет что-то экстренное, пусть вызовут меня.
- Вы не доверяете дежурному врачу?
- Я не доверяю никому. Особенно, если это касается моих пациентов.
- Сочувствую. – Кате показалось, что доктор не уловил смысл, и она пояснила:
-Тяжело, наверное, никому не доверять.
Воропаев пожал плечами.
- Наоборот, когда рассчитываешь только на себя, то и претензии предъявлять некому.
- Вы считаете, что можете справиться самостоятельно со всем на свете?
- Не со всем, конечно, но со многим. Вам любопытно, нет ли у меня мании величия?
- А ее нет?
- Ну, разве совсем чуть-чуть…А у вас, случайно, нет мании преследования? Вам не кажется порой, что весь мир настроен против вас, что некоторые люди играют с вами в странные игры, что преследуют какой-то интерес, не понятный вам?
- Ну, разве совсем чуть-чуть, - призналась девушка. «Когда общаюсь с вами».
- Вот и чудненько. Если что, у меня здесь блат, в психушку не отправят, будем лежать в неврологии на соседних койках…
- Нет, вы будете лечиться в VIP-палате, а я в общем отделении. Кстати, а почему в мою палату больше никого не кладут?
- Может, потому, что вы опасны для окружающих? Как стихийное бедствие. Представляете – тайфун по имени Катя? Или потому, что мне так удобнее вести с вами беседы наедине? Вам какая версия больше по душе?
- Выходной, да? В понедельник поступят новые больные? – высказала предположение Катя.
- Умная вы девушка, Катерина, хоть и стараетесь выглядеть… Чем больше наблюдаю за вами, тем мне интереснее, какой еще секрет хранится в этой шкатулочке.
- Нет никаких секретов. Я обычная заучка, ботаник, мамина-папина дочка, въедливая и дотошная во всем, чем занимаюсь. Наверное, синий чулок.
- Позвольте вам не поверить. – Александр Юрьевич с невозмутимым лицом в последний раз погладил нежную кожу запястья пациентки, проследил за последовательным изменением цвета щек, ушей, шеи девушки и с сожалением выпустил ее руку. Привстал, наклонился к уху Пушкаревой и шепнул:
- Ну, так что?
- Что? – внезапно охрипла она, вжимаясь в койку.
- Как будем лечиться, правильно и быстро, чтобы скорее вернуться к маме с папой? Или останетесь у меня в гостях на пару-тройку лишних недель?
Не дожидаясь ответа, пошел к выходу, у самой двери обернулся и коварно улыбнулся:
- Подумайте хорошенько, Катя.
11/?
Александр Юрьевич безнадежно застрял в пробке, но настроения ему это не испортило. Он прикинул, что на работу все равно успеет – слишком уж заранее выехал – включил радио и начал барабанить пальцами по рулю в такт рвущейся из динамиков «We Will Rock You».
Воропаев не относил себя к жизнерадостным идиотам-оптимистам, но для трезвого реалиста и циника выглядел слишком довольным. Впервые за столь долгое время у него появился Партнер по Игре.
Раньше, в детстве, эту роль успешно выполнял Андрей Жданов. С детсадовского возраста Александр и Андрей были приятелями-соперниками и с удовольствием проводили вместе время, пока родители создавали «Диану»: взахлеб играли и с упоением дрались, бесконечно подшучивали друг над другом, чаще не так уж безобидно, перебрасывались ехидными подколками, ввязывались наспор во всякие приключения. Собственно говоря, им некуда было деваться друг от друга, предки ссылали обоих отпрысков на дачу к бабушке, в пионерский лагерь или санаторий в надежде, что «мальчики присмотрят друг за другом». Когда «Диана» открылась и начала успешно функционировать, родители вдруг опомнились и взялись усиленно воспитывать мальчишек, но почему-то чаще всего в их устах звучало: «Посмотри на Андрея, вот таким должен быть настоящий…», «Бери пример с Александра, не будь таким…», «а вот он…», «не то, что ты…» Оказалось вдруг, что оба наследника просто обязаны пойти в медицину и продолжить дело отцов, разделив в будущем управление семейной клиникой. И чем чаще Андрея и Александра противопоставляли, чем сильнее подталкивали друг к другу, тем ощутимее становилось их отчуждение. Начала сказываться разница в возрасте. Александр стал больше времени уделять фехтованию и девушкам, у Андрея появился закадычный друг Ромка. Но настоящая вражда началась после того, как подросшая Кира влюбилась в Жданова, и тот, не долго думая, ответил ей взаимностью. Воропаевы и Ждановы так радовались, что «Андрюша и Кирюша» вместе, так активно строили планы на будущее, что даже не стали возмущаться, когда роман очень быстро перестал быть платоническим. А ведь Кира только заканчивала школу. Александр всеобщего восторга и ликования не разделял и безуспешно пытался развести влюбленных. Но что он мог поделать? В очередной раз начистить физиономию ухажеру и подвергнуться всеобщему осуждению? Кира не слушала советов, родители ничего не хотели видеть… Ему оставалось наблюдать как влюбленность Киры постепенно превращалась в болезненную зависимость, приправленную дикой ревностью, а влюбленность Андрея – в привычку, порой усталость от настойчивых знаков внимания, а порой и желание вырваться из надоевших отношений, из-под тотального контроля. Этого Александр Андрею простить не мог. Даже за победу в гонке за кресло руководителя «Дианы» не так злился. Достигнутую, между прочим, с помощью манипуляций Кирой.
«…show must go on…» - заголосили Queen, и Воропаев вернулся к исходной мысли. Партнер по Игре.
Обнаружить, что в тебе есть потребность в другом человеке было довольно занятно. Вроде все есть в жизни: достаток, интересная работа, сулящая еще более интересное будущее, нежные, не смотря ни на что отношения с сестрой, ан нет, подавай ему еще чего-то эдакого. И кто бы мог подумать, что непонятное эдакое вдруг всплывет при появлении такой странной девушки, как Катя Пушкарева. Все-таки их первая встреча оказалась знаковым событием, и тот жест забинтованного пальца был подсознательно принят, как вызов. Хорошо, что Катя некрасива, иначе бы он не стал вглядываться и раскапывать, что она есть такое, ограничился бы банальным соблазнением, если бы вообще обратил на девушку внимание. Исключение сексуальной составляющей с его стороны позволяло хладнокровно подойти к противостоянию и спокойно продумывать дальнейшие шаги. Он еще не знал точно, чего именно хочет добиться от Пушкаревой, кроме того, что перевернуть все в ней с ног на голову, но очень хотел испытать ее характер, ее ум, ее способность противодействовать чужому влиянию. Он чувствовал азарт и мечтал выиграть в игре без правил, не особо задумываясь, что будет призом, и чем игра обернется для участников.
«We are the champions…» - подбодрило радио, и машины наконец-то начали движение.
12/?
В больничном крыльце царило оживление – тут и там кучковалась молодежь, причем девушек наблюдалось гораздо больше. Они курили, болтали, смеялись, но заходить не торопились.
«Вот только студентов мне не хватало!» - поморщился Александр Юрьевич.
Наступило время практики, а это означало, что ближайшие дни в больнице прибавится шума, нервозности и хлопот.
Воропаева заметили - девицы оценили и BMW предпоследней модели и представительный вид (собираясь вечером заехать за сестрой в «Диану», он надел любимый серый костюм и теперь был похож на преуспевающего бизнесмена или чиновника высокого ранга).
«Надеюсь, ко мне их не направят! А к кому? Не к Курочкину же?» – досадовал Александр Юрьевич с высокомерным видом шествуя к дверям. – «Толпа недоучек и лоботрясов. Хотя… пожалуй, я поторопился, студенты – как раз то, чего мне не хватало!»
Обычно после практики у Воропаева хотя бы один студент начинал сомневаться, что хирургия его призвание. А то и медицина в целом. Вот уж над кем можно было вдоволь поиздеваться, так это над дилетантами, воображающими себя профи! Но в этот раз он, пожалуй, не будет включать «монстра», цели совсем другие.
Марина встретила его прямо у лифта и сразу принялась докладывать:
- Александр Юрьевич, там сту…»
- Марина, возьмите список практикантов, закрепленных за мной, соберите их внизу и, пожалуйста, пока будете конвоировать в отделение, познакомьте с правилами поведения и объясните, чем грозит их нарушение.
На Марину можно было положиться, она умела «построить»: внушить страх и почтение к начальству.
«Если уйду в министерство, надо будет ее в секретари взять».
Через час группа потенциальных хирургов собралась у ординаторской. Воропаев обвел детишек строгим взглядом и отметил смытую косметику, убранные под шапочки кудряшки, тревогу в глазах. Мысленно похвалил свою помощницу. Марина уловила это молчаливое одобрение и просияла.
- Здравствуйте. Меня зовут Александр Юрьевич. Как вы уже поняли, я - руководитель вашей практики. Если вы думаете, что ваш зачет зависит от меня, то сильно ошибаетесь, он зависит только от вас. А я… я буду всего лишь суров и беспощаден. Сейчас мы начнем обход, постарайтесь выглядеть перед пациентами солидно и не задавать глупых вопросов. Но! Записывайте все, что не поняли, потом обсудим на занятии.
Студенты с тетрадями и ручками наизготовку гуськом потянулись за Воропаевым, едва поспевая за его быстрым шагом.
В режиме «сэнсэй» Александр Юрьевич был прекрасен: всезнающ, деловит, красноречив. Он отпускал интересные комментарии, которых не найдешь в учебниках, к месту вставлял медицинские шутки, понятные для недоучек, но не пугающие больных, посторонние разговоры между студентами пресекал тяжелым пристальным взглядом. В четвертую палату он вошел уже победителем неокрепших умов, его не слушали, ему внимали.
- Здравствуйте, Катенька, - ласково поприветствовал доктор пациентку, подставил стул к кровати, присел, привычным жестом завладел рукой девушки, начал считать пульс.
- Итак, Екатерина Валерьевна Пушкарева. Случай рядовой, поступила по скорой с острым животом. В отделении диагностировано острое гнойное воспаление червеобразного отростка и в экстренном порядке проведена аппендэктомия. Послеоперационный период протекает без осложнений.
- Катерина, вы не откажетесь продемонстрировать моим юным коллегам результат операции?
Катя послушно выставила на обозрение маленький шовчик, который Воропаев внимательно осмотрел, затем осторожно провел пальцем вдоль него и остался доволен.
«Идеальный, как в учебнике!» - прошептали за спиной, но в лице Воропаева не дрогнул ни один мускул.
- Как сегодня ваше самочувствие? Жалобы есть?
Девушка пожала плечами и как-то неуверенно ответила:
- Все хорошо.
«Врать не умеет», - вспомнил доктор. У него моментально вылетели из головы все наполеоновские планы. Что-то было не так, и разобраться в этом предстояло немедленно, некогда рисоваться перед Катей – какой он замечательный педагог.
- Итак, коллеги, на этом наш обход закончен. Объявляю перерыв, жду в одиннадцать у ординаторской. Марина покажет вам, где вы можете пока перекусить.
Он плотно закрыл дверь за последним студентом и повернулся к пациентке.
Катя восседала на кровати с видом неприступной крепости и смотрела на лечащего врача исподлобья.
«Не признается под пытками», - понял Александр Юрьевич. Тут надо будет проявить смекалку. – «КВН, а не работа».
13/?
- Я вас внимательно слушаю, – Воропаев снова присел на стул и умолк, пристально вглядываясь в лицо Катерины.
Девушка насупилась бы еще больше, но была слишком занята тем, чтобы скрыть нервозность.
- Я же вижу, есть проблемы. Ну?
- Никаких проблем.
- Не получается у вас блефовать. Может, с папой и проходит, но не со мной.
- Да с чего вы взяли, что я папе вру? И вам?
- Температура? Боли? Бессонница? Хотите, я консилиум созову и мы будем вас обследовать со всех сторон? Внимательно, сантиметр за сантиметром…
- За что? – жалобно вырвалось у Кати.
- За попытку скрыть ценные сведения. – Воропаев назидательно поднял указательный палец.
- Ценные? – усомнилась пациентка.
- Еще какие! Вы же не хотите испортить мою репутацию?
Пушкарева удивленно округлила глаза.
- Представьте, какой из меня авторитетный хирург, если я с обычным аппендицитом не могу справиться!
Катя устыдилась, но упрямо поджала губы.
«Что же она такое может стесняться рассказать? Что-нибудь совершенно простое, но стыдное с точки зрения девицы. Разве что…»
Александр Юрьевич решил проверить свою догадку:
- Ну что же, раз молчите, за вас все скажут анализы.
- Кровь будете брать? – с надеждой в голосе уточнила Катя.
- Нет. Амура принесет вам стерильный контейнер… Надеюсь, у вас с перистальтикой все в порядке? Та-а-к… это из-за запора вы тут со мной в кошки-мышки играете?
Катерина опустила голову низко-низко, но пылающие ушки все равно выдавали ее.
- Ну-ну, не стоит расстраиваться, – успокоил доктор. – Дело-то поправимое. Сделаю вам теплую клизму, все и распечатается.
- Вы? – На Катином лице было написано такое откровенное выражение ужаса, что Воропаев еле удержался, чтобы не рассмеяться.
- Лично, – подтвердил он, – если к завтрашнему утру не соберете… материал для анализа. Готовьтесь пока морально к… процедуре.
Александр Юрьевич не сомневался, что еще до вечера, краснеющая-бледнеющая Катя поскребется в дверь ординаторской и, заикаясь, скажет: «Не надо… процедуру. Уже». Его личное ноу-хау в ведении послеоперационного периода впечатлительных выздоравливающих всегда работало безотказно.
Следовало предупредить Амуру о специальном назначении для пациентки Пушкаревой, но Александр Юрьевич совсем закрутился: летучка, занятия со студентами, плановая операция… Вспомнил уже ближе к вечеру, но в сестринской никого не обнаружил, в палате у Катерины храпела вновь поступившая тетка с грыжей.
«Куда они все подевались? Чаи гоняют у Ольги Вячеславовны? Пользуются тем, что начальство разбежалось… А я-то на что?»
Заметив полоску света, пробивающуюся из-под двери, Воропаев остановился у двери в кабинет сестры-хозяйки. Не хотел он, чтобы подслушивание женской болтовни вошло в его привычки, но уж больно тема разговора была любопытна, не удержался, замер, обратился в слух.
- Ну чего он ко мне пристал, а? – вопрошала жалобно Пушкарева. – Ходит, докапывается, пугает. Клизму обещал лично поставить!
- Кать, ты что, поверила, что поставит? Это же он тебя стращал, чтобы ты в туалет сходила сама. Ведь помогло же? – успокоила девушку Уютова.
- Еще как помогло, я сама видела, как Катька пулей из палаты вылетела, когда Александр Юрьевич ушел, - добродушно рассмеялась Шура.
«Ага, сработало! Я так и знал».
- Ольга Вячеславовна, он ко всем так?
- Не совсем, Кать. Сама понимаешь, ты у нас пациентка особенная, к тебе и подход другой. Вот откуда синяк новый, а?
- Я просто выходила из палаты, и…
- И не вписалась в дверной проем? – предположила Амура.
Катя выразительно вздохнула.
- Тебе еще чайку подлить? Слушай, ну чего ты его так боишься? Александр Юрьевич, конечно, циник и сарказмом своим задолбает, кого хочешь, но врач хороший. И любую твою жалобу не оставит без внимания, все подлечит, - продолжила Амура.
- Да, Кать! – подхватила Шурочка. – И помни, врач – существо бесполое, ему можно обо всем говорить. И стесняться нечего.
«Вот идиотка! Пушкарева, не слушай эти глупости!»
Возникла пауза. Воропаеву ужасно захотелось приоткрыть дверь и посмотреть на лица медсестер. И Кати, разумеется.
продолжение в комментариях
Честно утащено с какого-то ресурса по НРК. Заявка на фесте звучала так: читать дальше"№ 6. Катя/Александр, где Воропаев - циничный врач приемного отделения, а неуклюжая Катя - его постоянная пациентка. Она регулярно попадает к нему с какими-нибудь травмами и попутно жалуется на бездарного ловеласа-начальника, а Воропаев ругает ее за безголовость и неуклюжесть. Рейтинг любой, желательно Ю! ХЭ"
Автора к сожалению не знаю, иначе обязательно нашла бы еще что-то в его/ее исполнении.
читать дальше1/?
«Даже не верится, до конца рабочего дня всего час, а Пушкаревой нет и, вроде, не предвидится. И в этом месяце ни разу не приходила, точнее – не привозили», - подумал Александр Юрьевич Воропаев и щедро плеснул себе в кофе коньячку. Его постоянная пациентка не появлялась уже второй месяц, и это означало, что впереди как минимум сильное растяжение связок. А то и перелом. Открытый, со смещением. Доктор внимательно изучил цвет получившегося напитка, его запах, потом сделал первый глоток и прикрыл глаза. Александр Юрьевич был не из тех, кто жадно, залпом глотает медицинский спирт, он предпочитал смаковать коллекционные напитки, недостатка в которых у квалифицированного хирурга не наблюдалось. Он вообще любил получать от жизни различные удовольствия не торопясь, если не считать страсть прокатиться «с ветерком».
- Марина! – крикнул он зычным баритоном и сделал второй глоток.
В кабинет заглянула уже заспанная медсестра.
- Сергей Анатольевич еще не приехал?
- Еще сорок пять минут, - пискнула Марина и замерла в ожидании дальнейших указаний. Она испытывала к Александру Юрьевичу невероятное почтение и одновременно ужасно его боялась. «В медицине он - Бог! Сама видела, как мужику ноги раздробленные по кусочкам складывал, – делилась она с подружками из неврологии. – Но когда он на меня смотрит в упор, я готова хлопнуться в обморок».
- Не хватало еще тут торчать лишний час, пока коллега не соизволит явиться, - процедил Воропаев, ехидно выделяя слово «коллега». Марина виновато потупилась, будто она лично несла ответственность за предполагаемое опоздание доктора Курочкина.
- Идите, - милостиво отпустил Воропаев медсестру. – Надеюсь, сегодня уже никому не понадобится вытаскивать арматуру из живота или лампочку из рта. Все больные на голову экспериментаторы и искатели приключений готовятся ко сну или уже спокойно спят и видят розовые сны.
Медсестра бесшумно растворилась в больничных коридорах.
Александру Юрьевичу нравилась её готовность моментально выполнять любой приказ, а еще больше – боязнь поднять глаза или сказать что-то лишнее. «Боятся, значит, уважают!» - повторил он про себя избитую истину и снова вернулся мыслями к Пушкаревой. Она тоже боялась его, но снова и снова возвращалась в больницу, удивительным образом подгадывая все свои напасти и несчастья к его дежурствам.
Когда он перевелся из частной клиники в центральную больницу, в первый же рабочий день его вызвали из хирургии в приемное отделение и попросили осмотреть пациентку с травмой среднего пальца. Александр Юрьевич пожал плечами и отправился выполнять врачебный долг, пытаясь никак не выказать окружающим своего разочарования. Он привык считать, что первый случай на новом месте – явление знаковое, определяющее, как пойдут дела в дальнейшем, а тут такой пустяк!
В коридоре приемного сидело нелепое существо: очки наперекосяк, одна косичка распущена, нижняя губа обиженно оттопырена, лоб наморщен, средний палец в неприличном жесте нацелен в потолок.
- Екатерина Пушкарева, – вяло доложило существо врачу.
- Проходите, – сухо кивнул Воропаев, - признавайтесь, куда палец засовывали? Не засовывали? Просто кого-то слишком энергично… приветствовали?
Его ужасно раздражали такие нескладные особы, начисто лишенные инстинкта самосохранения.
- Я не… я подзатыльник Кольке дала, точнее, хотела дать, а он увернулся… И я… об стену ладонью… - начала было оправдываться Пушкарева, но смутилась под насмешливым взглядом и замолчала.
«Ни ступить, ни молвить не умеет», - процитировал мысленно Александр Юрьевич классика, а вслух заметил:
- Надеюсь, стена не сильно пострадала.
Пациентка помотала головой, резко протянула руку на осмотр, чуть не воткнув распухший палец в доктора, попутно смахнула локтем на пол папку и подставку с ручками, бросилась все собирать, уронила стул, стукнулась лбом об край стола и уже была готова разрыдаться, но тут Воропаев рявкнул: «Сидеть!», и она моментально замерла, присев на край кушетки, покорно предоставив доктору возможность приступить к работе.
2/?
Выставив Пушкареву в коридор с забинтованным пальцем, направлением в поликлинику и напутствием никогда не возвращаться, произнесенным почти любезным тоном и сдобренным искренним пожеланием здоровья, Александр Юрьевич предполагал, что больше никогда не увидит ходячее недоразумение с косичками, но ровно через неделю Пушкарева снова возникла на его горизонте.
Он только заступил на ночное дежурство, обошел экстренных пациентов, раздал указания и уютно расположился в ординаторской, мечтая поработать над очередной главой диссертации, как тревожно зазвонил внутренний телефон.
Снова приемное, снова обиженно оттопыренная губа, а в комплект – стеснительно прикрываемый ладошкой подбитый, уже заплывший глаз.
- Это к окулисту. – Воропаев уже собрался развернуться и уйти, но медсестра туманно намекнула, что окулист очень плохо себя чувствует и прийти никак не сможет.
«Понятно, кто-то расслабляется, а мне с этим чучелом возиться!» - разозлился Александр Юрьевич и приступил к осмотру, попутно задавая ехидные вопросы о природе травмы. Как и в прошлый раз, в невнятном пересказе событий фигурировал Колька, на этот раз неудачно открывший шампанское. Наплевав на итак основательно им заплеванную медицинскую этику, доктор пообещал оторвать Кольке руки, если тот не уймется и продолжит подкидывать ему работу. Пушкарева доверчиво таращила на Воропаева единственный глаз и ужасно волновалась за друга, теребила в руках платок и клялась, что будет осторожнее.
Осторожности ей хватило ровно на три недели, а потом она снова появилась в приемном покое, на этот раз с подозрением на перелом ноги. Кресло-каталку с несчастной Пушкаревой толкал худенький очкарик с дурацким жирафом на жилете.
- Николай? – спросил Воропаев зловещим голосом.
Парень растерянно моргнул и тут же открестился:
- Это не я! То есть, я, конечно, Николай, но… честное слово, я тут ни при чем!
Бледная Пушкарева подкрепила его заявление частым киванием.
Снова рентген, тугая повязка на стройную, даже изящную ножку, совершенно не вписывающуюся в общий облик пострадавшей, снова направление в поликлинику. Перелом оказался растяжением связок и обеспечил Воропаеву месяц отдыха от дуэта Пушкарева-Колька.
Потом была опрокинутая на коленку чашка с кипятком, упавший на мизинец утюг (слава богу, холодный), вывих плеча…
После удаления клеща, присосавшегося в области пушкаревской ключицы, Воропаев сдался и решил воспринимать свою пациентку как неизбежность, против которой бесполезно роптать и возмущаться. Девушка по-прежнему его раздражала, но наблюдать за ней было любопытно и познавательно. Хоть тему диссертации меняй. А уж пытаться предугадать следующую причину для визита! В казино ходить не надо, делай ставки прямо на рабочем месте. Пушкарева притягивала всевозможные неприятности, но какие бы казусы с ней не происходили, травмы были довольно простыми, без тяжелых последствий. Как правило, час икс у Екатерины наступал вечером или на выходных, и самые обычные занятия вроде мытья посуды или написания реферата каким-то немыслимым образом оборачивались поездкой в больничный травмпункт, где ее уже знал весь персонал. Новеньким просто объясняли: «А это - наша Катенька». Над ней посмеивались, ей сочувствовали, угощали чаем или конфетами, как ребенка и за глаза осуждали суровость и ехидство Воропаева, неумеющего проявить душевность и сострадание к «бедняжке».
- Что у нас сегодня? Упали, выйдя из дома в туфлях на шпильках. Ну, вам-то на кой черт сдались эти шпильки? На подиум собрались, слава модели не дает покоя?
- Неужели нельзя вытащить занозу вовремя, не дожидаясь, пока руку разбарабанит и поднимется температура? Или вы умеете отращивать новые конечности, а эта вам уже не нужна?
- Не знал, что теперь модно закрывать дверцы шкафа головой. А бутылки глазом еще не открываете?
Катя сносила все колкости и остроты безропотно, чем просто бесила Воропаева. Ну как можно быть такой курицей! Нелепая, бестолковая, да еще и размазня!
- Александр Юрьевич! – громкий шепот Марины отвлек Воропаева от созерцания опустевшей чашки. – Скорая везет «острый живот».
- Пушкарева? – уточнил зачем-то доктор. Медсестра снова виновато потупилась.
- Легче убить, чем вылечить, - пробормотал Воропаев.
3/?
- Пусть готовят операционную. Павлов же еще не ушел? Он только вчера сетовал, что у него мало практики.
- Может, обойдется?
Доктор выразительно приподнял бровь, и Марине сразу стало понятно, что она сморозила глупость. С Пушкаревой – не обойдется. Уж кто кого, а Александр Юрьевич Катеньку изучил вдоль и поперек, диагнозы ставить и назначать курс лечения может еще до приезда пострадавшей.
Пушкарева прибыла не одна, а с целым эскортом. Всклокоченный Колька что-то бормотал о том, что готов отдать литров семь, а то и все восемь крови, лишь бы Катьку спасли. Женщина с двумя огромными пакетами в руках хаотично металась по коридору и без остановки причитала, пока седой сухопарый мужчина, без устали маршировавший от стенки к стенке, не скомандовал громко: «Отставить панику!».
«Дурдом на выезде», – успел подумать Воропаев, прежде чем дверь смотровой отрезала его от сумасшедшей семейки.
- Ну, что, Пушкарева, соскучились по родным стенам больницы? Лежите спокойно! Что на этот раз? Ноги чуть согните. Да не зажимайтесь, ваш впалый живот меня интересует исключительно с медицинской точки зрения. И чего я там у вас еще не видел?
Пациентка послушно убрала руки, открыв для осмотра вполне симпатичный незагорелый живот с маленькой родинкой чуть правее пупка, и вцепилась в пояс приспущенной юбки, не давая ей сползти ниже. Как только Александр Юрьевич приступил к пальпации, девушка моментально стала пунцовой.
- Так больно? А так?
Когда доктор аккуратно нажал, а потом резко отпустил – сдавленно охнула и побелела.
- Поздравляю! Будем резать.
- А может… - робко попыталась вставить возражение Пушкарева.
- Резать, не дожидаясь перитонита!
- А если…
- Бунт на корабле? Не волнуйтесь, доктор Павлов не такой страшный, как я. Нет, не тот, который на собаках опыт ставил. Наш молодой, симпатичный. Он вас разрежет быстро и нежно, а потом аккуратно зашьет. Предпочитаете крестиком или гладью? Шучу-шучу.
- Марина, готовьте пациентку и – в первую операционную.
Медсестра отозвала Воропаева в сторону и сообщила, что в первой операционной пришивают ухо пострадавшему в уличной драке бомжу, но вторая операционная и бригада уже ждут его.
Пришивать ухо гораздо интереснее, чем удалять простой аппендикс, но… выбора не было. К тому же, он уже успел пожалеть, что поторопился и отдал Пушкареву с ее супервезением в руки нервного и не столь опытного Павлова.
«Хочешь сделать хорошо – сделай сам» - что-то сегодня в голову Воропаева лезли только избитые истины. Он отправился «мыться», предоставив Пушкареву заботам Марины.
- Спешу разочаровать, разрекламированный мною коллега Павлов занят, оперировать буду я. Ну, что, Катерина, очень страшно? – стараясь выглядеть дружелюбным, поинтересовался Александр Юрьевич, разговором отвлекая пациентку от процедуры обезболивания. Перед хирургическим вмешательством он предпочитал не увлекаться упражнениями в остроумии.
Пушкарева покачала головой.
- Побудьте сегодня храброй девочкой. А я вам потом куплю мороженое, договорись?
Пушкарева слабо улыбнулась и кивнула.
Наверняка Марина наговорила ей про золотые руки доктора Воропаева и много чего еще успокоительного. Хотя про золотые руки она не врала, работу свою Александр Юрьевич делал замечательно, но признания пациентами, коллегами и начальством профессионального мастерства не удовлетворяло все его амбиции. Ничего, со дня на день Виталий Яковлевич уйдет на пенсию, освободится место заведующего отделением… Потом защита. И в министерство. Настойчивость, терпение и хорошие связи помогут активно шагать по карьерной лестнице, раз уж не вышло ни клинику отцовскую возглавить, ни в штаты на стажировку уехать. Вот станет министром здравоохранения, разберется с некоторыми выскочками, новоявленными директорами! Или метить на место главного санитарного врача? Будут еще не раз вспоминать добрым словом Онищенко.
Доктор позволил себе улыбнуться, благо из-за маски никто не мог увидеть такого несвойственного ему проявления эмоций. Выбрал на диске прелюдию из Травиаты и сосредоточился на удалении аппендикса, не замечая, как внимательно и задумчиво наблюдает за ним пара карих глаз.
4/?
После операции Воропаев допустил глобальную ошибку. Вместо того чтобы сообщить Пушкаревым, что все прошло хорошо и отправить их домой, он
решил изолировать шумное семейство в кабинете и переговорить спокойно, обстоятельно. Как только закрылась дверь, они обрушились на него все разом и чуть не смяли своим напором. Мамаша хотела точно знать, как Катя себя чувствует, что ей можно есть и пить, когда ее выпишут, какого размера будет шов и пыталась сунуть в руки врача пакет с личными вещами дочери и пакет с какими-то закусками. Глава семейства, не дожидаясь пауз в репликах жены, тыкал пальцем в фото из невесть откуда взявшегося семейного альбома, рассказывал про свою умницу! и красавицу! Катерину. А Колька, подпрыгивая от волнения, сновал по кабинету туда-сюда, ронял попадающиеся на пути предметы и вещал в космическое пространство, что мировое экономическое сообщество чуть не потеряло свое будущее светило. И когда! В день получения красного диплома!
Александру Юрьевичу пришлось решительно стукнуть кулаком по столу и громко скомандовать:
- Отставить базар!
Как он и ожидал, на суровый армейский тон семейство Пушкаревых реагировало по уставу.
Во внезапно наступившей тишине он ответил на все вопросы и решительно вытеснил преисполнившихся трепета и уважения посетителей в коридор, а затем и на улицу. Вернувшись в кабинет, обнаружил коварно подброшенную взятку в виде бутылки домашней наливки и тарелки с пирожками.
Атака безумной семейки не прошла даром, после стресса Воропаеву внезапно захотелось подлечить организм рюмочкой…чего-нибудь. К несчастью, предпоследний коньяк он подарил заведующему отделением, последний допил с кофе, а всю коллекцию лейблов унес домой. Поколебавшись, доктор налил в чашку наливки, брезгливо принюхался и осторожно глотнул.
- Черт! – он не ожидал, что напиток окажется таким крепким, резко выдохнул и поспешно сунул в рот пирожок.
«Самогон, а не наливка!.. А Пушкарева не такая уж бестолочь и трусиха. Красный диплом МГУ. И в операционной без паники обошлось. Но все равно размазня бесхребетная. Хотя понятно: папаша муштрует с детства, маман заботой давит с утра до вечера… Стоп. А мне какое до всего этого дело? В еду мне они что-то добавили что ли?»
Воропаев подозрительно осмотрел пирожок. Обычный, с мясом. Вкусный, зараза. Отложил себе еще один, а остальные вместе с наливкой поспешил отдать сестрам. От греха подальше.
Чуть позже он заглянул в палату к Пушкаревой. Спросил строго:
- Как самочувствие? Почему не спите?
- Не хочется… - сонно пробормотала пациентка.
- Кажется, тут кто-то что-то сказал? Или мне послышалось?
- Хорошее… Самочувствие хорошее. Спасибо вам, доктор. За сегодня и за… прежнее. За терпение.
Александр Юрьевич ощутил слабое пожатие. Маленькая ручка тут же выскользнула из его ладони и опустилась на одеяло. Он перевел взгляд на лицо девушки и обнаружил, что та уже безмятежно спит.
Воропаев прикрыл дверь палаты и внимательно рассмотрел свою руку, будто от прикосновения Катерины могли остаться какие-нибудь следы. Нет, он, конечно, слышал, что пациентки иногда увлекаются своими лечащими врачами, но это не его случай. Он-то как раз все делал, чтобы избежать попыток нелепого флирта или какого-нибудь панибратства со стороны больных. Да и в отношениях с другими людьми отгораживался многочисленными барьерами. Александр Юрьевич не был святым, и краткосрочные романы с подопечными у него изредка случались, но с исключительными женщинами, которые по незначительным поводам, а то и просто от скуки посещали клинику «Диана», где он раньше работал и откуда ушел, громко хлопнув дверью. С женщинами премиум-класса, которые могли засчитаться почетным трофеем и украсить список побед любого плейбоя. Иногда он не заморачивался на ухаживаниях и просто запирался в ординаторской с какой-нибудь медсестрой, отдавая дань физиологии. Короче говоря, брал, что ему нравится и шел дальше. Пушкарева не тянула ни на шикарную добычу, которую надо преследовать и завоевывать, ни на горячую штучку для мимолетных забав. Только на объект изучения в кунсткамере.
«Как все это странно. Обретшая голос и переставшая нервно вздрагивать при мне Пушкарева. Неужели так на нее действует наркоз? И мое якобы терпение. Определенно, наркоз. Или мне померещилось? Это все наливка, точно. Предупрежу медсестер, чтобы не очень налегали».
5/?
Конечно, Воропаев направился в сестринскую по другому поводу – надо было объяснить дежурной, почему ей сегодня уже не придется спать, ведь за аварийной Пушкаревой нужен глаз да глаз. Услышав вдруг свое имя, он притормозил у приотворенной двери и стал внимательно слушать.
- Наш Александр Юрьевич – просто душка! – произнес томный голос.
«Виктория», - определил Воропаев. Красивая, но ужасно ленивая и бестолковая брюнетка, рассказывающая всем, что два года проучилась в медицинском, постоянно строила ему глазки и двусмысленно улыбалась. «Угу, ваш, как же! Вот идиотка».
- Хам! – резко возразил другой голос. – Самодовольный, высокомерный тип.
«Шурочка» - понял Воропаев. Непримиримый борец за справедливость, она всегда говорила прямо все, что думала, за что и была записана Александром Юрьевичем в дурочки обыкновенные, недальновидные. Внимательная к пациентам, исполнительная, только слишком уж смешливая, она, как правило, вызывала симпатию у всех окружающих.
- Ну и что! Ты видела, какой у него автомобиль? Эх, я бы с ним… попила чаю наедине.
- С автомобилем?
- С Сашенькой. Он такой интересный. Глаза… утонуть можно, а голос… аж мурашки. А руки… Так и хочется…
- …покормить, – вступил третий голос. – Худенький такой. Одинокий, наверное, готовить ему некому.
Такой жалостливой могла быть только Татьяна – толстушка из гастроотделения. Глуповатая, но добрая, вечно лезущая с помощью туда, куда не надо лезть вообще. И слишком любопытная.
- На фоне твоего Пончика – все худенькие! Александру Юрьевичу не нужно готовить, совладелец «Дианы» может каждый день в ресторанах шиковать.
- Или у своих женщин питаться. Наверняка у него их много, все хирурги – бабники.
«И Маша из гинекологии тут. Не понаслышке знает, о чем говорит. Эта просто помешанная, как вспомню прошлый банкет в честь Дня медика, так вздрогну. Чтоб я еще раз… Так. Пора прекращать это несанкционированное чаепитие. С моей наливкой и моими пирожками, между прочим».
- А все медсестры мечтают выйти за них замуж. Только не всем удается. – уела коллегу Вика.
- Что же ты так недолго замужем побыла за своим мистером Дент?
- Ах, ты…
- Стоп, девочки. Хватит ссориться. Ты, Маша, не права, Са… Александр Юрьевич не бабник. Он мужчина взрослый, свободный, с кем хочет, с тем встречается, никому ничего не обещает. А тебе, Вика, не стоит надеяться, что ты сможешь завоевать Александра Юрьевича, да еще и довести его до ЗАГСа. Не твоего полета птица. А худой он, точнее, поджарый, потому что спортом занимается. Ну и конституция такая. Он и в детстве, сколько бы булочек не ел, не поправлялся.
Ольга Вячеславовна, сестра-хозяйка не могла не заступиться за сына своего бывшего начальника и заодно не выболтать пару компрометирующих фактов.
«Вот ведь мудрая женщина была, а тоже поглупела изрядно на старости лет. Мелет тут всякое…»
- Так наш Сашенька любит бууулочки… - протянула Виктория.
Больше Воропаев вытерпеть не мог. Он распахнул дверь и с негодованием обрушился на обнаглевших сплетниц:
- Что за заседание женсовета в рабочее время? Все сборища – после дежурства! Давно премии не лишались? Закончился рабочий день? Тогда - марш по домам! Почему Пушкаревой до сих пор капельницу не поставили? Кто сегодня в ночь заступает? И где доктор Курочкин?
Всех, кроме дежурной, смугляночки Амуры, как ветром сдуло. Александр Юрьевич дал ей указания относительно Пушкаревой, позвонил еще раз Сергею Анатольевичу, прослушал сообщение о нахождении абонента вне зоны действия сети. Получалось, как в фильме: «Смены не будет!» В другой раз Воропаев разозлился бы из-за необязательности и легкомысленности Курочкина, а в этот лишь поморщился. Все равно пришлось бы не спать, звонить, узнавать про недоразумение под именем Катерина Пушкарева. А так сможет сам зайти пару раз к пациентке. Проследить, чтобы с ней хоть в больнице ничего не произошло.
Ближе к полуночи Воропаев включил компьютер, намереваясь почитать интересную статью своего коллеги из Англии, упомянутую в последнем номере «Хирургии», но едва он сосредоточился, за спиной раздалось неделикатное покашливание.
- Что-то случилось? – с досадой спросил он у прислонившейся к дверному косяку Виктории. – С Пушкаревой? И почему вы еще не ушли домой?
6/?
Ближе к полуночи Воропаев включил компьютер, намереваясь почитать интересную статью своего коллеги из Англии, упомянутую в последнем номере «Хирургии», но едва он сосредоточился, за спиной раздалось неделикатное покашливание.
- Что-то случилось? – с досадой спросил он у прислонившейся к дверному косяку Виктории. – С Пушкаревой? И почему вы еще не ушли домой?
Медсестра пожала плечами.
- Что с ней сделается, в палате-то? Я ей капельницу поставила, дрыхнет. А я вот задержалась… Очень пообщаться с вами хотелось.
- Не может быть! И о чем побеседуем? – иронично уточнил Воропаев. – Давайте о медицине? О, как я мог забыть, вы же не доучились на втором курсе меда, эта тема вам неинтересна… о классической музыке? Или соединим: как вам тема «Медицинские особенности творчества Паганини»? Вы в курсе, что уже после смерти ему поставили диагноз синдром Марфана? Нет?
Виктория помолчала с обиженным видом «..оне хочут показать свою ученость и поэтому все время говорят о непонятном …», потом тряхнула головой, словно решаясь на что-то, и с вызовом спросила:
- Александр Юрьевич, а вы сегодня подслушивали под дверью?
Воропаев изумился непробиваемости и нахальству девушки. А та продолжила:
- А ведь подслушивать нехорошо, вы же знаете? Вам, наверное, очень нравится поступать… нехорошо?
Доктор усмехнулся, но принял игру:
- Да и вам, как мне кажется, очень хочется побыть немного плохой? Волосы распущены, верхняя пуговка халата расстегнута. Это ради меня такая артподготовка? И как далеко вы готовы зайти?
Вика медленно приблизилась, демонстрируя кошачью грацию, обняла Воропаева за шею, запрокинула голову, подставляя губы для поцелуя, и шепнула:
- А как далеко ты готов меня завести?
- Для начала в душ…- он скользнул руками по телу девушки, не торопясь с поцелуями.
- Вместе?
- А мне-то зачем? – удивился Александр Юрьевич. – Это же не от меня за километр воняет восточными духами, от которых и больным и врачам не продохнуть. А когда вымоетесь, не забудьте срезать маникюр, он вам помешает делать перевязки. Да, белье оденьте попрактичнее, пожалуйста, а то простудитесь. Ну и для гигиены не помешает.
Виктория оттолкнула Воропаева и выскочила из ординаторской сконфуженная, со злыми слезами на глазах.
- Но если вы не передумали пообщаться, приходите попозже, секс без обязательств прямо в перевязочной я вам обеспечу! - крикнул ей вслед довольный собой Воропаев и вернулся к компьютеру. Однако штудировать статью на английском ему совершенно расхотелось, настрой пропал. Он достал мобильный и, не глядя, ткнул в кнопку с единичкой.
- Кира, привет. Я сегодня на внеплановом дежурстве, поэтому не заеду.
- Да оно мне надо. На эту тему мы уже все друг другу сказали, сразу после голосования, так что давай не будем…
- Ты чего носом хлюпаешь: простыла или снова рыдаешь?
...
- Все я слышу, не притворяйся! Жданов выкинул очередное коленце?
...
- Ты знаешь, что я тебе посоветую. Да. Брось его и заживи, наконец-то нормальной жизнью.
...
- Нет, эта – ненормальная.
Выслушав частые гудки в трубке, Александр Юрьевич вздохнул и устало потер переносицу. «Да, все бабы – дуры. Даже самые лучшие из них».
- Стоп. Что эта чокнутая сказала? Я ей капельницу поставила… Чёрт!!!
Он подскочил так резко, что кресло на колесиках отлетело к противоположной стене, и быстрым шагом направился в палату Пушкаревой. Болтающая на посту по телефону Амура, увидев его перекошенное лицо, бросила трубку и побежала следом.
Катерина не спала, морщилась, но молча терпела, с некоторым опасением поглядывая на распухшую руку с большим синяком. Амура кинулась к пациентке, но взбешенный Воропаев отстранил ее, перекрыл капельницу и вытащил иглу.
Попало всем. Амуре – за то, что доверила Вике свои обязанности, а сама трепалась по телефону. Виктории – за то, что она вообще посмела подойти к пациентке со своими кривыми руками и пустой головой.
Даже Кате выговор сделал, за то, что не нажала на кнопку вызова.
- Ну как, как можно быть такой… бестолковой? Разве не видно, что все идет не так. Ведь щипало? Щипало. И пузырь был? Вот видите. Вы как в первый раз, ей-богу…
- В первый, - сообщила несчастная Пушкарева. – А мне теперь не будут капельницу больше ставить?
- Будут! Я сам сейчас поставлю! И вообще от вас больше не отойду.
- Совсем-совсем? - Пушкарева вдруг покраснела.
- Совсем! Спать буду тут, на стуле. Или на соседней койке.
Он поставил капельницу на другую руку, посчитал пульс.
- Не щипет? Голова не кружится? А теперь – спите!
7/?
Александр Юрьевич опытным путем выяснил, что если сидеть на больничном стуле больше часа, тот начинает казаться очень жестким и неудобным. Доктор уже весь извелся, принимая различные позы и борясь с затеканием ног, а Пушкарева все никак не засыпала. Под строгим взглядом она послушно зажмурилась и старалась не шевелиться, но дрожание ресниц и неровное дыхание выдавали ее. Притворялась долго, но, в конце концов все же заснула. Воропаев заметил, что судорожно сжимающие край одеяла пальцы расслабились, подошел тихонько на цыпочках, наклонился, послушал детское умиротворенное сопение и все так же бесшумно покинул палату. Заглянул на пост, узнал у Амуры о состоянии прочих больных, проверил самых тяжелых, забрал в ординаторской свою подушку и одеяло. Интуиция подсказывала, что Катерина может подкинуть еще не один сюрприз, поэтому он собирался выполнить угрозу и взять ситуацию под полный контроль.
Устроился на соседней койке так, чтобы видеть пациентку, и моментально уснул.
Спал он чутко и вскоре был разбужен легким шорохом. Александр Юрьевич открыл один глаз и громко спросил:
- И куда вы собрались?
Фигурка, замотанная в бесформенный халат, замерла в двух шагах от кровати, прижимая обе руки к животу.
- Наверное, на прогулку? А почему не бегом, даже странно… ну, что молчите? Я же запретил вам вставать!
- Я… мне…
- Да понял я, что вам требуется, не дурак! – раздраженно оборвал девушку врач. – Мы с вами для чего тренировались кнопку нажимать? Вызвали бы Амуру, а я вышел бы на время. Такое простое решение не пришло вам в голову? Я стараюсь, оперирую, шовчик поменьше делаю, поаккуратнее, а вы… Хотите мою работу испортить?
- Не-е-е-т… - застигнутая на месте преступления Пушкарева устыдилась и уже готова была заплакать, но в это время Александр Юрьевич подошел к ней и подхватил на руки. Она охнула, инстинктивно схватилась за шею доктора, потом отдернула руки, будто обожглась и спрятала лицо в ладонях.
- Обещайте, что будете звать меня по любому вопросу и тогда я, так и быть, не буду тут постоянно дежурить.
Дождавшись энергичного кивка заалевшей Пушкаревой, Александр Юрьевич осторожно опустил ее на кровать, накрыл одеялом и пошел за Амурой. Раздражение почему-то схлынуло, теперь ему было смешно. Смешно думать о том, что Катя постеснялась при нем попросить у медсестры утку. Смешно представлять, что теперь она, как истинная отличница, давшая обещание будет звать его по каждому пустяку. Продолжая усмехаться, он все-таки принялся за разбор статьи, чувствуя, что неожиданный прилив бодрости все равно не даст больше уснуть.
На утреннем обходе Воропаев обнаружил на тумбочке Пушкаревой целый склад еды. Тут были и бутылка минералки, и банка с бульоном, и большой контейнер с выпечкой, и контейнер поменьше с каким-то салатом. Доктор сначала задохнулся от возмущения, потом дал сопровождавшей его Шурочке строгое указание не пускать в четвертую палату родственников в неположенное время, следить за питанием больной, и отослал на пост. Повернулся к пациентке и вкрадчиво спросил:
- Вы в курсе, что вам пока нельзя ни пирожков, ни салатов? А что я могу вообще запретить посещения и закрыть вас на карантин?
- А это не мне, - смущаясь, ответила Катерина. – Это мама вам просила передать.
- Зачем? – Воропаев на несколько секунд остолбенел, а когда его отпустило, подозрительно осмотрел контейнер, источавший, не смотря на герметичную крышку, изумительный аромат.
- Ну… Она решила вас отблагодарить. Я ей говорила, что не надо, но… Вы когда-нибудь пробовали отказать маме? Только, пожалуйста, возьмите! Она же будет меня пытать, отдала ли я гостинец, понравилось ли вам, – девушка молитвенно сложила руки на груди.
- Вы никогда не врете маме? – уточнил Александр Юрьевич. - Ничего, со временем научитесь. Давно пора. Обычно при строгих родителях дети с младенчества учатся виртуозно врать и изворачиваться. А еще мечтают поскорее вырваться из отчего дома.
- Странное у вас представление об отношениях между детьми и родителями, - пробормотала Катя.
8/?
- Ну, конечно, как я сразу не догадался, стокгольмский синдром! - Воропаев прищурился, беззастенчиво разглядывая постоянно меняющееся, то смущенное, то возмущенное выражение лица девушки. - Вам ничего не разрешают, заставляют отчитываться по каждому поводу, ставят недостижимые цели, а вы из кожи вон лезете, чтобы заслужить одобрение и считаете, что ваши предки – лучшие на свете.
- Просто я их очень люблю, а они – любят меня. И мне очень жаль, если ваши отношения с родителями складывались именно так, как вы описали.
- Мои - не так, – резко возразил Александр Юрьевич. – Не судите о том, чего не знаете. И вообще, почему вы со мной спорите?
- Потому, что вы нападаете на моих близких! – решительно выпалила Катерина.
- И не собирался! Вот, смотрите, я даже пирожки беру!
Он схватил контейнер и выскочил из палаты, успев заметить, как Пушкарева удовлетворенно улыбнулась и откинулась на подушки.
« И куда только девалась нерешительность? Не мямлит, голос прорезался. Девочка-то с характером, кто бы подумал! Теперь считает, что одержала маленькую победу над злым доктором. Ну-ну, не будем разрушать иллюзию».
Александр Юрьевич, как хирург, ежедневно копающийся во внутренностях пациентов, считал себя знатоком человеческой природы. Ему нравилось чувствовать себя немножечко Богом, спасая жизни, нравилось думать, что люди перед ним как на ладони. Особенно его интересовало все настоящее, не укладывающееся в стандарты и правила, будь то нетипичное расположение какого-нибудь органа или тщательно скрываемые искренние эмоции.
Воропаев прекрасно отдавал себе отчет в том, что с первого дня знакомства провоцировал Катерину хоть на какой-нибудь взрыв эмоций. Говорил в лоб все, что думал, не сдерживался, ругал, иронизировал и с любопытством ждал ответа. Но пациентка попалась то ли слишком затюканная, то ли чересчур воспитанная, характер проявлять не спешила, все больше робела и зажималась. Он уже было заскучал, а тут вдруг – нате! Такой всплеск. Глазищи горят праведным гневом, щеки слегка разрумянились, спина прямая… и забыла, что шов тянет. Это было очень… познавательно. А про его родителей как грамотно ввернула, даже захотелось воскликнуть: «Туше!(1) » (В школьные годы Александр Юрьевич увлекался фехтованием, поэтому часто в разговоре с оппонентом мысленно комментировал: «En guarde (2)!», «Allez (3!) » или «Pas conter!" (4).
Через час загорелась лампочка вызова из четвертой палаты. Доктор зашел к Пушкаревой, объяснил дотошной девушке – какие именно лекарства ей прописаны в виде таблеток, а какие в уколах, при этом был очень сдержан и сух. Пусть думает, что обиделся, что она его задела за живое. Действительно, Катерина предсказуемо забеспокоилась, стала с виноватым видом задавать какие-то глупые, совершенно ненужные вопросы, путаясь от волнения в медицинских терминах. Ох, уж эти воспитанные, «правильные» девочки, все у них с ног на голову! Будут стойко переносить обиды, но впадут в отчаянье, если заподозрят, что сами ненароком обидели кого-то. Дурацкая черта, дающая массу возможностей для манипулирования.
- Нет, это черт знает, что такое! – прогремел в коридоре недовольный мужской голос.
- Валера, не кричи, мы в больнице! Ну, ничего же страшного не произошло, зачем так волноваться… - попытался его успокоить женский голос.
- Ты считаешь, ничего не произошло? Посторонний мужик провел ночь в комнате с твоей дочерью, наедине…
- Не в комнате, а в палате. Катя благоразумная девочка, ты же знаешь. Да и Александр Юрьевич очень интеллигентный молодой человек. Раз остался, значит, была необходимость. Валера… а вдруг нам чего-то недоговаривают? У меня сегодня зуб во сне выпал, к чему бы?
- Как бы не пришлось кой-кому зубы пересчитать, - уже тише ответил мужчина.
«Па-па-па-пам… Ну, что Александр, ты готов из-за Кати Пушкаревой расстаться с парой зубов?» - спросил себя Воропаев. – «Доигрался с психологическими опытами до…»
______________________
Туше́ (фр. touchér — прикосновение) Укол, нанесённый в соответствии с правилами
Ан гард (фр. En guarde, К бою) Сигнал о подготовке к соревнованию.
Алле! (фр. Allez!, Начинайте!) Сигнал о начале боя.
Па конте! (фр. Pas conter!, Не считать). Укол не присуждается никому.
шаги командора Пушкарева под дверью...
9/?
Катерина побледнела и умоляюще посмотрела на врача.
- Здесь негде спрятаться?
- Предлагаете мне залезть под кровать? Или в тумбочку?
Девушка посмотрела на него оценивающе, явно прикидывая, во сколько раз надо сложить доктора, чтобы он поместился в тумбочку.
- И в окно я тоже не полезу, не надейтесь, – поспешно добавил Воропаев, заметив, что от разглядывания тумбочки пациентка перешла к созерцанию окна.
- Я подумала… здесь довольно плотные занавески… - неуверенно пробормотала Катя.
- Вы так боитесь своего отца? Больше, чем меня? Что он вам может сделать, выпорет? Заточит на веки вечные в башню из слоновой кости?
- Мне-то он ничего не сделает. Да и мама не даст. А вот… - она мрачно замолчала, не закончив фразу.
- О! Так вы за меня переживаете? – удивился Александр Юрьевич. – Я уже большой мальчик и меня трудно напугать диктаторскими замашками отставного военного.
- Да? И давно вам последний раз устраивали допрос с пристрастием?
- Свет в лицо, иголки под ногти? Детектор лжи, совмещенный с электрошокером? Пытки запрещены еще Женевской конвенцией, надо вашему папе рассказать.
- Смейтесь, смейтесь, - многообещающе сказала Катя.
- А давайте пойдем от противного… Входит папа, а мы обнимаемся! И говорим, что да, все было!
- Что было? – девушка покраснела и начала теребить поясок от халата.
- То, в чем нас строгий папа подозревает. Кстати, почему это он вас так легко подозревает? Что, Катерина, водятся за вами такие грешки? Вы у нас озорница?
Катя вспыхнула и отвернулась.
- Ладно, не обижайтесь. Скорее всего, мужчины вокруг кажутся вашему папе кобелями, мечтающими совратить его маленькую принцессу. Которая неспособна постоять за себя.
Девушка вдруг подобралась и заговорила строгим отчитывающим голосом:
- Вам не кажется, что вы в своей язвительности слишком далеко заходите? Я и без ваших издевательств прекрасно понимаю, что не гожусь на роль принцессы! Уж не знаю и знать не хочу, насколько вы подходите на роль кобеля. И обнимать меня я вам не советую! Не потому, что папа потащит сразу в ЗАГС, а он непременно потащит…
- А почему же? – полюбопытствовал Воропаев.
- Потому, что рука у меня хоть и маленькая, но очень тяжелая! – отчеканила Катерина.
Доктор открыл рот, чтобы парировать, но в этот момент распахнулась дверь и в палату вошли Пушкаревы: грозный отец и взволнованная мамаша.
- Катерина! – начал Валерий Сергеевич.
- Папа, обо всем поговорим позже! – тоном, не терпящим возражения, оборвала его дочь. – Наедине. Александр Юрьевич очень торопится к другим пациентам.
По тому, как родители уставились на Катю, Воропаеву стало ясно, что раньше она не позволяла себе таких дерзких речей.
«Интересно, кого она защищает? Меня от нападок отца или его от того, что я могу наговорить в пылу разборок? Меня или его? Или просто не хочет скандала?
Он поймал себя на глупом детском желании спорить до последнего и делать так, чтобы последнее слово оставалось за ним.
- Спешу, но не настолько, чтобы не поздороваться с родителями самой непослушной пациентки! – Он обменялся крепким рукопожатием с опешившим Пушкаревым, посетовал на то, что Катенька нарушает режим, поделился новостями о состоянии ее здоровья, с обворожительной улыбкой поблагодарил Елену Александровну за изумительное угощение, извинился за необходимость покинуть их общество и вышел, оставив растроганных родителей наедине с озадаченной Катериной.
Александр Юрьевич хорошо представлял, что сейчас будет за закрытыми дверями. Сейчас мама скажет: «Какой милый молодой человек. Надо ему еще пирогов напечь». Папа добавит: «Нормальный мужик. А почему это ты, Катерина, режим тут нарушаешь? Позоришь фамилию Пушкаревых!» А Катя… Катя будет хмурить лоб и пытаться понять – что задумал странный доктор.
А доктор Воропаев как раз обдумывал одну затею, которая даже в случае успеха не принесла бы ему ни материальной выгоды (кроме выпечки Елены Александровны), ни новых связей, ни карьерного роста. Но эта затея обещала быть интереснее, чем заезд на американских горках или партия в покер.
10/?
Перед тем, как уйти домой, Александр Юрьевич заглянул к Пушкаревой и поинтересовался ее самочувствием. Не доверяя словам, он заставил медсестру измерить пациентке температуру, проверил состояние шва, поменял пластырь.
- Все, можете дышать,– торжественно сообщил он замершей обследуемой и усмехнулся тому, как быстро она натянула до подбородка одеяло и уже потом, на ощупь, стала застегивать под ним халат.
«Наверное, и дома переодевается при выключенном свете и с запертой дверью».
– Катерина, уже пора привыкнуть к тому, что я ваш лечащий врач и перестать смущаться.
Он взял выбравшуюся из-под одеяла руку, осторожно погладил пальцем запястье, нащупывая бьющуюся жилку, и начал считать пульс.
- Хотя, нет, не привыкайте. Меня ужасно забавляет то, как вы краснеете на каждом осмотре.
Пульс, естественно, участился.
- Обещайте мне, что ночь пройдет спокойно. Никаких хождений по коридорам, крепкий здоровый сон…
Пульс постепенно стал замедляться.
- Нет, если вы, конечно, хотите задержаться в больнице подольше, что вполне объяснимо…
Пульс снова скакнул.
- И почему я, по вашему мнению, должна хотеть задержаться здесь? – тихо спросила Катя, отводя глаза.
- Да от ваших родителей любому не только в больницу, на Чукотку сбежать захочется!
- Давайте не будем трогать моих родителей, - ровным голосом предложила Пушкарева под бешеную канонаду своего пульса и попыталась выдернуть свою руку из цепких пальцев Воропаева.
«Как она смелеет, когда злится! И внешне преображается, я бы даже сказал, хорошеет».
- Давайте, - милостиво согласился Александр Юрьевич, - тогда уж ведите себя тут хорошо. А если будет что-то экстренное, пусть вызовут меня.
- Вы не доверяете дежурному врачу?
- Я не доверяю никому. Особенно, если это касается моих пациентов.
- Сочувствую. – Кате показалось, что доктор не уловил смысл, и она пояснила:
-Тяжело, наверное, никому не доверять.
Воропаев пожал плечами.
- Наоборот, когда рассчитываешь только на себя, то и претензии предъявлять некому.
- Вы считаете, что можете справиться самостоятельно со всем на свете?
- Не со всем, конечно, но со многим. Вам любопытно, нет ли у меня мании величия?
- А ее нет?
- Ну, разве совсем чуть-чуть…А у вас, случайно, нет мании преследования? Вам не кажется порой, что весь мир настроен против вас, что некоторые люди играют с вами в странные игры, что преследуют какой-то интерес, не понятный вам?
- Ну, разве совсем чуть-чуть, - призналась девушка. «Когда общаюсь с вами».
- Вот и чудненько. Если что, у меня здесь блат, в психушку не отправят, будем лежать в неврологии на соседних койках…
- Нет, вы будете лечиться в VIP-палате, а я в общем отделении. Кстати, а почему в мою палату больше никого не кладут?
- Может, потому, что вы опасны для окружающих? Как стихийное бедствие. Представляете – тайфун по имени Катя? Или потому, что мне так удобнее вести с вами беседы наедине? Вам какая версия больше по душе?
- Выходной, да? В понедельник поступят новые больные? – высказала предположение Катя.
- Умная вы девушка, Катерина, хоть и стараетесь выглядеть… Чем больше наблюдаю за вами, тем мне интереснее, какой еще секрет хранится в этой шкатулочке.
- Нет никаких секретов. Я обычная заучка, ботаник, мамина-папина дочка, въедливая и дотошная во всем, чем занимаюсь. Наверное, синий чулок.
- Позвольте вам не поверить. – Александр Юрьевич с невозмутимым лицом в последний раз погладил нежную кожу запястья пациентки, проследил за последовательным изменением цвета щек, ушей, шеи девушки и с сожалением выпустил ее руку. Привстал, наклонился к уху Пушкаревой и шепнул:
- Ну, так что?
- Что? – внезапно охрипла она, вжимаясь в койку.
- Как будем лечиться, правильно и быстро, чтобы скорее вернуться к маме с папой? Или останетесь у меня в гостях на пару-тройку лишних недель?
Не дожидаясь ответа, пошел к выходу, у самой двери обернулся и коварно улыбнулся:
- Подумайте хорошенько, Катя.
11/?
Александр Юрьевич безнадежно застрял в пробке, но настроения ему это не испортило. Он прикинул, что на работу все равно успеет – слишком уж заранее выехал – включил радио и начал барабанить пальцами по рулю в такт рвущейся из динамиков «We Will Rock You».
Воропаев не относил себя к жизнерадостным идиотам-оптимистам, но для трезвого реалиста и циника выглядел слишком довольным. Впервые за столь долгое время у него появился Партнер по Игре.
Раньше, в детстве, эту роль успешно выполнял Андрей Жданов. С детсадовского возраста Александр и Андрей были приятелями-соперниками и с удовольствием проводили вместе время, пока родители создавали «Диану»: взахлеб играли и с упоением дрались, бесконечно подшучивали друг над другом, чаще не так уж безобидно, перебрасывались ехидными подколками, ввязывались наспор во всякие приключения. Собственно говоря, им некуда было деваться друг от друга, предки ссылали обоих отпрысков на дачу к бабушке, в пионерский лагерь или санаторий в надежде, что «мальчики присмотрят друг за другом». Когда «Диана» открылась и начала успешно функционировать, родители вдруг опомнились и взялись усиленно воспитывать мальчишек, но почему-то чаще всего в их устах звучало: «Посмотри на Андрея, вот таким должен быть настоящий…», «Бери пример с Александра, не будь таким…», «а вот он…», «не то, что ты…» Оказалось вдруг, что оба наследника просто обязаны пойти в медицину и продолжить дело отцов, разделив в будущем управление семейной клиникой. И чем чаще Андрея и Александра противопоставляли, чем сильнее подталкивали друг к другу, тем ощутимее становилось их отчуждение. Начала сказываться разница в возрасте. Александр стал больше времени уделять фехтованию и девушкам, у Андрея появился закадычный друг Ромка. Но настоящая вражда началась после того, как подросшая Кира влюбилась в Жданова, и тот, не долго думая, ответил ей взаимностью. Воропаевы и Ждановы так радовались, что «Андрюша и Кирюша» вместе, так активно строили планы на будущее, что даже не стали возмущаться, когда роман очень быстро перестал быть платоническим. А ведь Кира только заканчивала школу. Александр всеобщего восторга и ликования не разделял и безуспешно пытался развести влюбленных. Но что он мог поделать? В очередной раз начистить физиономию ухажеру и подвергнуться всеобщему осуждению? Кира не слушала советов, родители ничего не хотели видеть… Ему оставалось наблюдать как влюбленность Киры постепенно превращалась в болезненную зависимость, приправленную дикой ревностью, а влюбленность Андрея – в привычку, порой усталость от настойчивых знаков внимания, а порой и желание вырваться из надоевших отношений, из-под тотального контроля. Этого Александр Андрею простить не мог. Даже за победу в гонке за кресло руководителя «Дианы» не так злился. Достигнутую, между прочим, с помощью манипуляций Кирой.
«…show must go on…» - заголосили Queen, и Воропаев вернулся к исходной мысли. Партнер по Игре.
Обнаружить, что в тебе есть потребность в другом человеке было довольно занятно. Вроде все есть в жизни: достаток, интересная работа, сулящая еще более интересное будущее, нежные, не смотря ни на что отношения с сестрой, ан нет, подавай ему еще чего-то эдакого. И кто бы мог подумать, что непонятное эдакое вдруг всплывет при появлении такой странной девушки, как Катя Пушкарева. Все-таки их первая встреча оказалась знаковым событием, и тот жест забинтованного пальца был подсознательно принят, как вызов. Хорошо, что Катя некрасива, иначе бы он не стал вглядываться и раскапывать, что она есть такое, ограничился бы банальным соблазнением, если бы вообще обратил на девушку внимание. Исключение сексуальной составляющей с его стороны позволяло хладнокровно подойти к противостоянию и спокойно продумывать дальнейшие шаги. Он еще не знал точно, чего именно хочет добиться от Пушкаревой, кроме того, что перевернуть все в ней с ног на голову, но очень хотел испытать ее характер, ее ум, ее способность противодействовать чужому влиянию. Он чувствовал азарт и мечтал выиграть в игре без правил, не особо задумываясь, что будет призом, и чем игра обернется для участников.
«We are the champions…» - подбодрило радио, и машины наконец-то начали движение.
12/?
В больничном крыльце царило оживление – тут и там кучковалась молодежь, причем девушек наблюдалось гораздо больше. Они курили, болтали, смеялись, но заходить не торопились.
«Вот только студентов мне не хватало!» - поморщился Александр Юрьевич.
Наступило время практики, а это означало, что ближайшие дни в больнице прибавится шума, нервозности и хлопот.
Воропаева заметили - девицы оценили и BMW предпоследней модели и представительный вид (собираясь вечером заехать за сестрой в «Диану», он надел любимый серый костюм и теперь был похож на преуспевающего бизнесмена или чиновника высокого ранга).
«Надеюсь, ко мне их не направят! А к кому? Не к Курочкину же?» – досадовал Александр Юрьевич с высокомерным видом шествуя к дверям. – «Толпа недоучек и лоботрясов. Хотя… пожалуй, я поторопился, студенты – как раз то, чего мне не хватало!»
Обычно после практики у Воропаева хотя бы один студент начинал сомневаться, что хирургия его призвание. А то и медицина в целом. Вот уж над кем можно было вдоволь поиздеваться, так это над дилетантами, воображающими себя профи! Но в этот раз он, пожалуй, не будет включать «монстра», цели совсем другие.
Марина встретила его прямо у лифта и сразу принялась докладывать:
- Александр Юрьевич, там сту…»
- Марина, возьмите список практикантов, закрепленных за мной, соберите их внизу и, пожалуйста, пока будете конвоировать в отделение, познакомьте с правилами поведения и объясните, чем грозит их нарушение.
На Марину можно было положиться, она умела «построить»: внушить страх и почтение к начальству.
«Если уйду в министерство, надо будет ее в секретари взять».
Через час группа потенциальных хирургов собралась у ординаторской. Воропаев обвел детишек строгим взглядом и отметил смытую косметику, убранные под шапочки кудряшки, тревогу в глазах. Мысленно похвалил свою помощницу. Марина уловила это молчаливое одобрение и просияла.
- Здравствуйте. Меня зовут Александр Юрьевич. Как вы уже поняли, я - руководитель вашей практики. Если вы думаете, что ваш зачет зависит от меня, то сильно ошибаетесь, он зависит только от вас. А я… я буду всего лишь суров и беспощаден. Сейчас мы начнем обход, постарайтесь выглядеть перед пациентами солидно и не задавать глупых вопросов. Но! Записывайте все, что не поняли, потом обсудим на занятии.
Студенты с тетрадями и ручками наизготовку гуськом потянулись за Воропаевым, едва поспевая за его быстрым шагом.
В режиме «сэнсэй» Александр Юрьевич был прекрасен: всезнающ, деловит, красноречив. Он отпускал интересные комментарии, которых не найдешь в учебниках, к месту вставлял медицинские шутки, понятные для недоучек, но не пугающие больных, посторонние разговоры между студентами пресекал тяжелым пристальным взглядом. В четвертую палату он вошел уже победителем неокрепших умов, его не слушали, ему внимали.
- Здравствуйте, Катенька, - ласково поприветствовал доктор пациентку, подставил стул к кровати, присел, привычным жестом завладел рукой девушки, начал считать пульс.
- Итак, Екатерина Валерьевна Пушкарева. Случай рядовой, поступила по скорой с острым животом. В отделении диагностировано острое гнойное воспаление червеобразного отростка и в экстренном порядке проведена аппендэктомия. Послеоперационный период протекает без осложнений.
- Катерина, вы не откажетесь продемонстрировать моим юным коллегам результат операции?
Катя послушно выставила на обозрение маленький шовчик, который Воропаев внимательно осмотрел, затем осторожно провел пальцем вдоль него и остался доволен.
«Идеальный, как в учебнике!» - прошептали за спиной, но в лице Воропаева не дрогнул ни один мускул.
- Как сегодня ваше самочувствие? Жалобы есть?
Девушка пожала плечами и как-то неуверенно ответила:
- Все хорошо.
«Врать не умеет», - вспомнил доктор. У него моментально вылетели из головы все наполеоновские планы. Что-то было не так, и разобраться в этом предстояло немедленно, некогда рисоваться перед Катей – какой он замечательный педагог.
- Итак, коллеги, на этом наш обход закончен. Объявляю перерыв, жду в одиннадцать у ординаторской. Марина покажет вам, где вы можете пока перекусить.
Он плотно закрыл дверь за последним студентом и повернулся к пациентке.
Катя восседала на кровати с видом неприступной крепости и смотрела на лечащего врача исподлобья.
«Не признается под пытками», - понял Александр Юрьевич. Тут надо будет проявить смекалку. – «КВН, а не работа».
13/?
- Я вас внимательно слушаю, – Воропаев снова присел на стул и умолк, пристально вглядываясь в лицо Катерины.
Девушка насупилась бы еще больше, но была слишком занята тем, чтобы скрыть нервозность.
- Я же вижу, есть проблемы. Ну?
- Никаких проблем.
- Не получается у вас блефовать. Может, с папой и проходит, но не со мной.
- Да с чего вы взяли, что я папе вру? И вам?
- Температура? Боли? Бессонница? Хотите, я консилиум созову и мы будем вас обследовать со всех сторон? Внимательно, сантиметр за сантиметром…
- За что? – жалобно вырвалось у Кати.
- За попытку скрыть ценные сведения. – Воропаев назидательно поднял указательный палец.
- Ценные? – усомнилась пациентка.
- Еще какие! Вы же не хотите испортить мою репутацию?
Пушкарева удивленно округлила глаза.
- Представьте, какой из меня авторитетный хирург, если я с обычным аппендицитом не могу справиться!
Катя устыдилась, но упрямо поджала губы.
«Что же она такое может стесняться рассказать? Что-нибудь совершенно простое, но стыдное с точки зрения девицы. Разве что…»
Александр Юрьевич решил проверить свою догадку:
- Ну что же, раз молчите, за вас все скажут анализы.
- Кровь будете брать? – с надеждой в голосе уточнила Катя.
- Нет. Амура принесет вам стерильный контейнер… Надеюсь, у вас с перистальтикой все в порядке? Та-а-к… это из-за запора вы тут со мной в кошки-мышки играете?
Катерина опустила голову низко-низко, но пылающие ушки все равно выдавали ее.
- Ну-ну, не стоит расстраиваться, – успокоил доктор. – Дело-то поправимое. Сделаю вам теплую клизму, все и распечатается.
- Вы? – На Катином лице было написано такое откровенное выражение ужаса, что Воропаев еле удержался, чтобы не рассмеяться.
- Лично, – подтвердил он, – если к завтрашнему утру не соберете… материал для анализа. Готовьтесь пока морально к… процедуре.
Александр Юрьевич не сомневался, что еще до вечера, краснеющая-бледнеющая Катя поскребется в дверь ординаторской и, заикаясь, скажет: «Не надо… процедуру. Уже». Его личное ноу-хау в ведении послеоперационного периода впечатлительных выздоравливающих всегда работало безотказно.
Следовало предупредить Амуру о специальном назначении для пациентки Пушкаревой, но Александр Юрьевич совсем закрутился: летучка, занятия со студентами, плановая операция… Вспомнил уже ближе к вечеру, но в сестринской никого не обнаружил, в палате у Катерины храпела вновь поступившая тетка с грыжей.
«Куда они все подевались? Чаи гоняют у Ольги Вячеславовны? Пользуются тем, что начальство разбежалось… А я-то на что?»
Заметив полоску света, пробивающуюся из-под двери, Воропаев остановился у двери в кабинет сестры-хозяйки. Не хотел он, чтобы подслушивание женской болтовни вошло в его привычки, но уж больно тема разговора была любопытна, не удержался, замер, обратился в слух.
- Ну чего он ко мне пристал, а? – вопрошала жалобно Пушкарева. – Ходит, докапывается, пугает. Клизму обещал лично поставить!
- Кать, ты что, поверила, что поставит? Это же он тебя стращал, чтобы ты в туалет сходила сама. Ведь помогло же? – успокоила девушку Уютова.
- Еще как помогло, я сама видела, как Катька пулей из палаты вылетела, когда Александр Юрьевич ушел, - добродушно рассмеялась Шура.
«Ага, сработало! Я так и знал».
- Ольга Вячеславовна, он ко всем так?
- Не совсем, Кать. Сама понимаешь, ты у нас пациентка особенная, к тебе и подход другой. Вот откуда синяк новый, а?
- Я просто выходила из палаты, и…
- И не вписалась в дверной проем? – предположила Амура.
Катя выразительно вздохнула.
- Тебе еще чайку подлить? Слушай, ну чего ты его так боишься? Александр Юрьевич, конечно, циник и сарказмом своим задолбает, кого хочешь, но врач хороший. И любую твою жалобу не оставит без внимания, все подлечит, - продолжила Амура.
- Да, Кать! – подхватила Шурочка. – И помни, врач – существо бесполое, ему можно обо всем говорить. И стесняться нечего.
«Вот идиотка! Пушкарева, не слушай эти глупости!»
Возникла пауза. Воропаеву ужасно захотелось приоткрыть дверь и посмотреть на лица медсестер. И Кати, разумеется.
продолжение в комментариях